Контрабандисты Гора

Признаюсь, я была несказанно рада, услышать эту непрошенную, независимую оценку. Какая женщина, хоть рабыня, хоть свободная, не хочет, чтобы её признали красивой? «Ах, если бы только он мог бы видеть меня такой», — подумала я. Как я надеялась, что он мог бы найти меня интересной, тем интересом, который мужчина испытывает к женщине, которую он мог бы купить. Конечно, он получил от меня немало удовольствия по пути к корабельному лагерю, того самого удовольствия, которое рабовладелец получает от своей рабыни. Но также он хорошо научил меня тому, что я была бессмысленным объектом удовольствия, и хотя сам он всего лишь использовал меня, порой с небрежностью и безразличием, я кричала от потребностей, экстаза и беспомощной страсти. А что он мог поделать? В лесу кроме меня никаких других доступных ему рабынь не было, я была единственной на много пасангов вокруг. Я была не больше, чем имевшимся под рукой удобством для его жажды, удобством, находившимся от него не дальше длина его поводка. Могла ли я заинтересовать его, как рабыня желает заинтересовать владельца? Будь я свободной женщиной, возможно, я могла бы мучить его, заставлять его жаждать меня, флиртовать, позволять приближаться и затем отталкивать от себя, требовать внимания и торговаться, дразнить и язвить, намекать на свою благосклонность, а затем, возможно, с притворным удивлением или презрением, отказывать в них. Разве я не смогла бы сделать своё компаньонство, если бы я интересовалась этим, призом в игре, в которую играли многие, и из которой я, по своей прихоти, могла выйти в любой момент? Разве я не смогла бы продать себя на моих собственных условиях, когда я сочла бы это целесообразным, лицу, предлагающему самую высокую цену, за статус и богатства? Но в таких делах нельзя спешить. Соблазнение, кажущиеся обещания, а затем отказ. Какая власть имеется в расположении свободной женщины! Разве это не самое приятное времяпрепровождение, одно из наиболее захватывающих развлечений, со всеми его эпизодами, историями и забавами, причём дважды восхитительными, сначала в исполнении, а затем, ещё раз в воспоминаниях и пересказах? Смакование таких деяний, конечно, является фабулой большинства разговоров на посиделках свободных сестёр. Кто окажется самой квалифицированной в этой игре, на чьём счету больше всего побед, которая из них записала в свой актив больше всего разбитых сердец, кем будут восхищаться на этой неделе, чьему примеру будут подражать и кому больше всех завидовать? Но я не принадлежала к сомну таких женщин. Я была рабыней. Ничто из такой тактики, уловок и хитростей не может быть моим оружием. Мы в полном распоряжении свободных людей. Мы должны повиноваться, без промедлений и без сомнений. Простого слова, жеста или щелчка пальцев достаточно, чтобы командовать нами. Разве я плохо изучила это в лесу? Мы торопимся исполнить любое желание наших владельцев. Нам можно только надеяться, что мы сможем им понравиться, что мы будем им приятными, что нами будут довольны, ведь в противном случае мы должны ожидать наказания. Так что, игры свободной женщины далеки от рабыни. Впрочем, я и сама не жажду играть в них. Более того, такие игры могут быть опасными. Гореанские мужчины не любят, когда с ними шутят. Та же самая свободная женщина, которая ещё недавно могла бы дразнить небрежно надетой вуалью, или мельканьем туфель под подолом, позже может найти себя раздетой и в ошейнике у ног некого товарища, которого утомили её игры. Почему они ведут себя так, спрашивала я себя? Может, они хотят ошейник?

— Обычная, посредственная шлюха, среднее рабское мясо, не знаю как заслужившее ошейник, — проворчал мой конвоир.

— Может, тут вовлечены некие другие соображения? — предположил охранник.

— Политические соображения? — уточнил мой конвоир.

— Возможно, — пожал плечами охранник и сменил тему: — Вымпел всё ещё поднят?

— Да, — кивнул мой конвоир.

— Напои её, — указал охранник в сторону резервуара, — а потом отведи в конуру и закрепи, как тебе хочется. Позже я пришлю рабыню, чтобы накормить её.

И меня подвели к резервуару.

— На четвереньки, — скомандовал мой конвоир. — Пей.

Опустившись на четвереньки у края резервуара, я наклонилась и припала губами к воде. Поводок свисал с кольца на моём ошейнике и поднимался к руке мужчины. Я хорошо знала, как меня поставили и как поили. Разве не также могли бы поить слина или верра? Такими тонкими способами рабыне часто напоминают о том, что она — животное, которое, при этом, вероятно, представляет некоторый интерес для мужчин.

Потом меня отвели к канаве около стены, где позволили облегчиться.

— А теперь, — сказал он, — снова вставай на четвереньки и ползи в конуру.

Мужчина шёл рядом со мной, вплоть до того момента, когда я, по-прежнему оставаясь на четвереньках, вползла в полумрак конуры. Мне вспомнилось, «присмотр» за мною был передан в его ответственность.