Контракт со смертью

На базе получили «снарягу»: бронежилеты, каски, автоматы, уже снаряженные магазины. Конечная цель маршрута — Красный Лиман. Логистика — Купянск, Боровая, Изюм, Лиман. Идём на двух КамАЗах и одном «Урале».

Заходили утром. Как обычно подгонка броника и разгрузки, проверка оружия, распределение по машинам и… вперед через тернии к звёздам! Терний было выше крыши, а если речь идёт о звездах небесных, то к ним могли взмыть на каждом километре фронтовых дорог, дорожек, троп, тропинок и просто продираясь либо сквозь заросли кустарника, либо ступая сторожко по полю, густо засеянному «лепестками».

Дорога от «ленты» до Купянска еще хранила следы асфальта, но старались идти грунтовками — всё мягче, хоть и пыльно. Скорость — за сотню, мотало по кабине вверх-вниз и вправо-влево от всей души. Когда проходили сёла, то обратили внимание на молодёжь, дружно и не скрываясь бравшуюся за мобильники, как только мы проносились мимо.

За Купянском пошли грунтовками, иногда нарезанными прямо по полям. Порой вдоль обочин попадались разбитые и сожжённые машины, «мотолыги», реже бэтээры и танки. По тому, как они стояли у дорог, можно было определить: при обстреле сгорели или попали в засаду.

Миша и Василий снимали на ходу, из кабины мы с Камой щупали взглядом подступавшие к самой дороге кусты и деревья, стегавшие ветками по кабине. Что толку головой крутить — всё равно ничего сделать не успеешь.

Бросок на КамАЗах по дорогам харьковщины и луганщины к месту назначения надо было сделать за пару-тройку часов на предельной скорости. Ралли «Париж — Дакар» по сравнению с нашим перемещением во времени и пространстве просто детские забавы в песочнице, а бездорожье африканской пустыни и рядом не стояло с этим ужасным миксом грунтовки и асфальтово-щебёночной крошки. Если и был относительно ровный отрезок, то он не превышал диаметра колеса, а сама дорога была щедро испещрена ямами, рытвинами, воронками, изломана траками и пересечена колеями.

Льюис Хэмилтон[70] просто дитя из ясельной группы детсада рядом с нашим водителем. Знакомимся ещё на базе, едва усаживаясь в кабине. Эдуард Юрьевич Соболев, сержант, контрактник из Хабаровского края, таежник, сельский парень, а потому сметливый и цепкий, во всем обличье чувствуется сила, взгляд с лукавинкой. У него и походка соответствующая, будто зверя скрадывает. Этому крепышу подвластна любая колёсно-гусеничная техника: танк, бээмпэ, бэтээр, КамАЗы, «Уралы», «тигры» и прочее «зверьё». Ну а легковушки и мотоциклы — просто семечки на один зубок. Год назад колесил по Сирии, накрутил почти сорок тысяч километров за семь месяцев, а теперь вот здесь разматывает километры и взбивает пыль фронтовых дорог. Матёрый «контрабас», не чета мальчишкам-первогодкам.

Когда вернёмся и вывалимся в бессилии из кабины, волоча броники и автоматы, он вытряхнет резиновые коврики, вымоет кабину изнутри и снаружи, уже в сумерках аккуратно заштопает дратвой пробитый осколками тент и отправится в автопарк в поисках пары досок, чтобы заделать зияющую дыру в кузове — осколок снаряда размочалил в щепки две доски в полу.

Но это будет потом, по возвращении, а пока мы в кабине КамАЗа словно в миксере — бросает из стороны в сторону и вверх-вниз: то головой бьёшься в потолок, то в плечо напарника, то в руку, вцепившуюся намертво в панель. Главное — не войти головой в лобовое стекло, иначе будут потом собирать по дороге разобранное по частям героическое тело. Но это так, ужастики, с непривычки разные глупости в голову лезут. Через часик пообвыкнемся, а через два уже с восхищением будем исподволь любоваться Эдиком, с легкостью вращающим баранкой, бросая машину от обочины к обочине и ставя её то на левые колёса, то на правые. Даром что бортом не цепляет дорогу.

Манера езды Эдика не его прихоть, а жестокая необходимость: есть шанс в случае наезда на мину проскочить хотя бы кабиной, а в случае беспилотника или засады снизить эффект прицеливания.

Едем молча, щупая взглядом дорогу, обочину, придорожные кусты, дальнюю опушку, разорванные в клочья облака, и кажется, что видим всё, что остаётся за спиной, словно стрекоза с её фасеточным зрением.

После очередного параболического кульбита Кама возвращается на сиденье и, вцепившись в дверцу, ворчит:

— Хотя фамилия твоя Соболев, но по бабушке ты наверняка Шумахер.

Губы тянутся в улыбке, но стиснутые накрепко зубы мы с Эдиком не размыкаем, иначе запросто можно лишиться как минимум кончика языка.

До Купянска сёла сонные и малолюдные, лишь детвора высыпает вдоль обочины и радостно машет руками. Редкая молодежь сбивается в стайки, старательно изображая рыбаков, отворачивается и сразу же хватается за телефоны, едва осела пыль, взбитая нашей крохотной колонной. Парадоксы войны: у нас связь только с Господом (да услышит он наши молитвы!), а у них работает вовсю.

После города пошли грунтовками, изредка втыкаясь в ползущие колонны, но при удобном случае стараемся миновать их: лакомая цель для корректировщиков растянувшаяся гусеницей техника, так что испытывать судьбу желания особого нет.