Контракт со смертью

Мы идём первыми, угадывая направление по наитию, но вот не пропустить нужную дорогу удаётся не всегда. Пару раз проскакиваем нужные повороты — сам чёрт не разберёт в этой нарезке полевых дорог, но подполковник угадывает нужное направление каким-то чутьём. Зам комбрига красавец: даже в самые критические мгновения бесенята пляшут в его карих глазах, и лукавинка не покидает их. Ни мата, ни крика — голос всегда ровный, вселяющий уверенность. Вот и в этот раз он обгоняет нас, останавливает, разворачивает, что-то спокойно объясняет Эдику, и тот понимающе кивает.

Изредка попадается разбитая или сожженная техника: если наша, то напоролись на засаду или накрыла арта, если укроповская — значит, либо наши «вертушки» отработали, либо опять-таки арта, но уже наша. Любопытство гасит желание поскорее миновать место, где еще, быть может, витают души погибших. Эдик старается объехать как можно дальше стороной эти «железяки»: разбросанные по дороге осколки, не ровен час, пропорят резину, и минус полчаса как минимум, покуда снимешь колесо, разбортируешь, поставишь и накачаешь. Вообще-то оставаться одним на дороге нет большого резона даже днём, а если ближе к ночи? Какая-нибудь шишига выползет вон из того лесочка или дура прилетит, равняя на ноль. Впрочем, подобные опасения посещают головушку только по пути к фронту. Обратно усталость придавливает ощущение опасности к полу машины и теснящий грунтовку густой кустарник не кажется уже враждебным, разнотравье манит, а редкие возделанные поля умиляют. Пастораль!

Как только миновали Боровую, замкомбрига посоветовал быть внимательнее. Кама пытался передёрнуть затворную раму, но тщетно. Минут двадцать он безуспешно дергал её, колотил, бил прикладом моего автомата, потом гаечным ключом, но тщетно: затвор прикипел напрочь, как будто заваренный автогеном.

М-да-а, повоевали. В случае нападения автомат годился разве только на то, чтобы мух отгонять. Водитель протянул ему свой автомат:

— Бери мой, всё равно меня первого снимать будут. Сначала очередь дают в водителя, чтобы стреножить машину, а уж потом расстреливают остальных.

Но нам везёт: видно, Богородица накрыла нас своим платом, защитила, спасла. Или молитва отца Николая хранила, а заодно врученный им «Живый в помощи» — девяностый псалом, оберегающий воина. Слава богу, на засаду не напоролись, под арту не попали, лишь пыли наглотались, да так, что горло обдирало наждаком. Нагревшаяся в кабине вода жажду не утоляла, но всё-таки лучше, чем ничего.

Василий невозмутим, даже флегматичен: ни стона, ни вздоха, ни скулежа — держится молодцом. Жаль, что только пару суток судьба отпустила: сейчас не вписывался он в наш график, а вот поработать бы вместе — за счастье. Пути Господни неисповедимы — авось ещё потопаем вместе по фронтовым дорогам.

4

Комбат ремонтного батальона молод, подтянут и строг, но вся строгость объясняется нечеловеческой усталостью. Круглосуточно принимает технику, организует ремонт, проверку, отправку. А еще надо накормить и напоить прибывающие экипажи. Спит урывками и всё больше на ходу. Нам он не очень рад, хотя гостеприимно предложил переночевать, обещая тихое местечко под раскидистым орехом — гарантия, что тебя не намотает на траки в темноте, но мы категоричны: надо ехать, это лишь короткая остановка по требованию.

Слесари, мотористы, оружейники и прочие работяги сугубо мирных профессий в военной форме, чумазые и с руками по локоть в мазуте, копаются в моторных отсеках, меняют опорные катки и траки на танках и БМП, лебёдками поднимают двигатели, меняют направляющие на «градах» и «ураганах». Вот взревел двигатель, и очередная бээмпэшка уходит на прогон — надо проверить реанимированный мотор на самых запредельных режимах.

Рембат расположился в поле и со стороны похож на колхозный тракторный стан со сломанными тракторами, комбайнами, сеялками-веялками. Впрочем, танки и БМП с задранными или опущенными стволами, РСЗО, грузовики, мощные скрепера и экскаваторы не приспособлены ни к посадке, ни к уборке, хотя перепахать земельку могут запросто и глубоко. Да и засеять человеческими жизнями тоже.

Жара удушающая, броники сняты, но лежат рядышком вместе с автоматами — всё под рукой. Перерывы на перекуры, обед или отдых не предусмотрены — техника должна быть возвращена в строй в кратчайшие сроки.

Комбат превратил территорию рембата в редут со рвом и обваловкой высотой метра в три. Предусмотрел ходы-выходы, визуальная охрана по периметру, постоянно дежурная группа оперативного реагирования. И не зря: «Точка-У» легла метрах в двухстах, и все осколки принял на себя земляной вал. Точнее глиняный, плотный и рыжий. Ребята нарекли его «Чубайсом» или «Рыжим Толиком» и говорят, что впервые в жизни он сделал доброе дело, хотя и не по своей воле.