Комбат войсковых разведчиков прямая ему противоположность: высок, поджар, небрит, в старой, выбеленной потом и солнцем разгрузке, но неряшливость напрочь отсутствует. Говорит мало, больше молчит. Вчера его ребята «сняли» ДРГ — досаждали нашим колоннам, вот и поплатились. Наверное, бессмертными себя считали, да только разведосы с этим не согласились. Сегодня тоже в поиске, вернутся к утру и наверняка притащат какого-нибудь говоруна.
По рации передают, что барражирует беспилотник, и комбриг даёт команду сматываться: негоже демаскировать товарищей. Комбаты хором предлагают переждать — не ровен час, наведёт беспилотник на нас вражескую арту, но комбриг решения не меняет: надо ещё объехать с дюжину объектов. И мы вновь мчимся, навесив на дверцы «броники» и держа палец на флажке предохранителя.
На прошлой неделе у комбрига Пономарёва был день рождения. Приехал генерал, поздравил, накрыли стол — хлеб, каша, свежие огурцы, привезенные Виталием Писанковым, «самопальный» лимонад — разрезанный и выжатый лимон с водою и непременно чай. На спиртное табу — не место и не время. Я подарил икону Николая-угодника, привезенную с Афона, — пусть святой и дальше хранит и оберегает. Николай Вениаминович принял, прикоснулся губами, перекрестился, поблагодарил, и глаза увлажнились. Суровый мужик, радость старался не выказать, а всё же не сдержался, и голос дрогнул.
Армию перебрасывают на юг, и бригада завтра тоже снимается: они пойдут первыми, чтобы успеть подготовить базу снабжения. Наметят места складов, просчитают логистику — короткую и безопасную, что никогда не совпадает. Здесь леса, там степи, и под пристальным взглядом недобрых глаз, под постоянно висящими беспилотниками, корректирующими огонь, бригаде ой как непросто будет выполнять задачи. Но у комбрига десантная закалка, а для десанта невыполнимых задач не бывает.
Договорились, что встретимся недели через три, когда смонтируем фильм о бригаде и привезём его, а потом снова будем мотаться по передку, слушая, смотря, снимая. Даст бог, сделаем ещё не один фильм и напишем ещё не один очерк. Главное — чтобы все были живы. Храни вас Господь, русские воины, ангелы русского воинства православного.
Мы впервые встретились с ним в госпитале и с тех пор незримо будто пуповиной связаны. Генерал, закрывший собою своих бойцов, вне стандартов понимания. На мой вопрос, что заставило его выскочить из убежища под разрывы мин и броситься на площадку, где растерянно вжали голову в плечи четверо молоденьких солдатиков, схватить их в охапку и буквально стащить в укрытие, приняв на себя осколки мины, удивленно вскинул брови:
— Я русский офицер. Я присягал спасать мир, Родину, людей. В тот миг я видел мальчишек, которые должны были неминуемого погибнуть под рвущимися минами, и их надо было спасать.
Я уже писал о нём, не называя его имени. Теперь могу: Шкильнюк Валерий Витальевич. Генерал-майор. Мастер спорта по самбо. Службу начинал в легендарной учебке спецназа советского ВДВ Гайжюнай, что ныне в «независимой» Литве. Независимой от памяти, совести, благодарности. «Господь придумал рай, а чёрт — ВДВ и Гайжюнай», — говорили десантники, и этим всё сказано. Внешне могуч — чувствуется недюжинная сила. Взгляд не тупит — смотрит в глаза, выворачивая наизнанку, голос не повышает.
Должны были приехать к нему в штаб, но он сам неожиданно появился у разведчиков. А ведь никто не говорил ему, что мы здесь, но он умудрился просчитать наш путь и точку встречи. Хотя чему удивляться: он мог запросто уйти в ночь с разведгруппой в тыл врага, взять «языка» или «расчехлить» опорник, обнаружить «закладуху» — замаскированный под кирпич фугас и извлечь его, не дожидаясь сапёров. Разговаривать с ним — одно наслаждение богатством и образностью языка, глубиной мысли, логичностью, убеждённостью, духовной силой.
Он приехал на КамАЗе без охраны, с одним водителем. На наше осторожное замечание улыбнулся:
— А вот этого достаточно. — И он похлопал своей лапищей по цевью АКС[73]
.Восемь магазинов на груди разгрузки, четыре гранаты, нож, пистолет — это только видимый арсенал. А ещё непоколебимая уверенность в своей непобедимости.
Офицеры встретили его, как старшего брата, радушно, с уважением, не переходя границы субординации, а солдаты смотрели на него с сыновьей любовью. Его понимали не просто с полуслова: бровью повёл или жест руки — и уже несутся выполнять непроизнесённую команду.
В тот день мы колесили с ним и комбригом по просёлкам, грунтовкам и по тому, что когда-то, в другой жизни, было асфальтом, рискуя напороться на мину или засаду. На моё ворчание, что негоже генералу так рисковать собою, Валерий Витальевич улыбнулся:
— Так вы же сегодня у меня в «личке», чего же опасаться?
Потом Витя Носов сказал, что это честь закрыть собою генерала в случае опасности, и не отходил от него ни на шаг до самого расставания.