Прав дед Юшка: менялся язык, менялась ментальность, менялась внутренняя культура. Возник новый субэтнос, ненавидящий свои корни, не имеющий своих исторических героев, холопски покорный, холуйски преданный. Необходимость проституирования как формы существования государственности прочно вошла в сознание украинцев через западенцев, спешащих отдаться кому угодно, лишь бы заплатили.
Да, другой здесь живёт народ, хоть и спешат называть себя русскими. И язык вроде наш, русский, и даже суржик — тоже русский. И внешне похожи что лицом, что одеждой, а вот стереотип поведения совсем иной. Наш сформирован советской средой в особую этнопсихологическую систему: убирать за собою посуду, снимать обувь в прихожей, стесняться, извиняться, сердобольными быть, жалостливыми… Целый комплекс мелких деталек, отличающих наше поведение во внешнем общении. А вот генотип уже иной.
Вот эти хуторянство, мелочность, жадноватость, хитрость, постоянные жалобные стоны, что их притесняют, что это они сначала кормили москалей, сожравших всё их сало, а теперь кормят Европу, хотя жрут уже польское сало, воспринимались нами если не с осуждением, то с внутренним неприятием и отторжением. С этими чертами беженцев (эвакуированных) столкнётся Центральная Россия и слегка оторопеет: к ним всей душой, а они считают, что им все обязаны и должны. И ещё какая-то озлобленность, помноженная на зависть.
Вспомнил разговор с комбатом. Суровый мужик, но начитанный до самых кончиков ногтей. С ним нельзя не согласиться: нацизм на Украине выпестовали не галичане — те всегда отличались ущербностью. Его вынянчили украинцы Полтавы, Черкасс, Киева, Хмельницкого, Житомира, Чернигова, Харькова. Украинцы Центральной Украины, позволившие западенцам установить свои порядки, спасовавшие перед прущей наглостью, хамством и дикостью. Распевали с ними бандеровские песни, смаковали антирусские анекдоты, позволяли коверкать язык, закрывали глаза на культивирование оуновщины, Бандеры и Шухевича. Когда пошли они маршировать по улицам с факелами, а потом с флагами СС — притихли, не смели протестовать, силу почувствовали страшную и безжалостную. Потом они переписали историю, назначив в герои бандеровских палачей. Про сжигание людей в Одессе старались замолчать: нас это не касается, моя хата с краю — ничего не знаю, хотя таких Одесс было более чем достаточно по всей Украине.
Комбат сказал, что эта война — «ответка» за безразличие, за трусость, за глупость. Но ничего, лет за десять вылечим. А вот здесь с ним не согласился. Не в сроках не согласился — бог с ними, со сроками, при нынешних технологиях программирования сознания и лет за пять-шесть обернёмся. А вот с самой постановкой вопроса не согласен: её больше не должно быть вообще — детям нельзя играть со спичками. Чаша терпения у России переполнена. Ополоумевшую соседку с усиками под носом и свастикой на рукаве терапевтически не вылечить — только хирургия. Опухоль метастазами расползлась, так что удалять её надо, потому как с лекарствами запоздали.
Дранг нах Остен начался не вчера и не сегодня — это продолжение тевтонского похода на Русь. Только теперь крестовый поход исполняет Украина. Результат для Запада не столь важен — всё одно русские в исступлении и ненависти перебьют русских. Причины навязанной нам войны всё те же: деградация западной культуры и веры, её внутренний раскол, наши углеводороды, становление центра притяжения, аккумулирующего силы Востока. А ещё и потому, что мы чуть ли не единственные, сохранившие чувство достоинства, что ценностные критерии иные — совесть, доброта, справедливость. Потому что мы другие.
Ребята из бригады спецназа четверо суток «работали в полях»: спали в снегу, если это можно было назвать сном, из еды — замерзшая галета, ночью вылазка, взятие «языков», снятие часовых. Морозище пробирал насквозь, пообморозились, но когда вышли на базу — ни стона. Шуточки-прибауточки, подначки-подколочки, неунывающие и улыбающиеся. А ведь мальчишки совсем! Непобедимые, непокоряемые, русские!
Вчера был покорён сбережением памяти своего дедушки Сульженко Петра Никитовича, 1924 года рождения, его внучкой Натальей Константиновной Маховой. Удивительное для нашего времени трепетное отношение поколения наших детей и внуков к памяти своих предков. Передала его черновик рукописи, а фактически дневниковых записей и воспоминаний с детально вычерченными схемами боёв, в которых ему довелось участвовать. Воевал с декабря 1942-го по 22 апреля 1943 года, когда был тяжело ранен и ему ампутировали ногу. Восемнадцать лет, пять месяцев войны, старший сержант, командир взвода автоматчиков, ордена Красной Звезды и Отечественной войны I степени, медаль «За оборону Сталинграда». Начал на Волге, закончил у Миус-реки, ступив на землю Донбасскую. А теперь его внуки очищают эту землю от нечисти.