Контракт со смертью

Мы часто мотаемся с ним в прифронтовой полосе (прифронтовой ли, когда некоторые села уже стёрты с лица земли нашей грешной снарядами да минами?), развозя бойцам гуманитарку. Он нужен мне не только как проводник — корреспондентом районки исколесил по всем просёлочным и грунтовкам, знает каждый поворот-перекрёсток, потому проведёт в одно касание, но и просто как мудрый товарищ и досконально знающий местных селян. Без них непросто найти позиции наших ребят, а чужаку они не скажут, вот и вожу его с собою ещё и как «переводчика».

Он умеет говорить с людьми и умеет разговорить: профессия газетчика обязывает быть психологом. А еще он в их сознании представитель власти, слову которого верят. Не власти как таковой — наврут чиновники по привычке с три короба, дорого не возьмут, а Александр Васильевич режет правду без оглядки на властный окрик и если ж что пообещает, то сделает. Потому как верен слову данному и знает, что любой обман сторицей неверия обернётся.

3

У Валеры осталось трое детишек. Он абхазец с грузинскими корнями и грузинской фамилией. А ещё он гражданин России — в Абхазии почти все с российскими паспортами. Но он действительно ощущал себя гражданином России, потому с первого дня стал добиваться права её защищать. Долго обивал пороги сочинского военкомата — ближайшего российского, пока не оказался на Донбассе. Повоевать толком и не успел — только прибыл в «Пятнашку», как в первый же день накрыли «хаймерсами».

Тело забирал с родственниками его двоюродный брат. Обратно не уехал — остался в том же батальоне. Через неделю при атаке под Авдеевкой погиб и он. У него осталось пятеро детей. Итого восемь сирот на две семьи за две неполные недели. В России в выплатах отказали: они добровольцы, с ними контракт не заключали (лукавство: контракт был). В Абхазии семьям в помощи отказали: за Россию погибли, вот пусть она и заботится об их детях.

Ну что ж, повоюем теперь с нашими бюрократами-подлецами за честь страны. Россия ведь своих не бросает, не правда ли? Даже если они из другой страны, но ведь сражали за Русь-матушку, а значит, свои. СВОИ!

4

Августовские ночи ещё не так прохладны, как ранней осенью, но росные, особенно под утро. И звёздные. Не для разведки ночи, если только для влюблённых.

Мы сидели в лесу за Ольховаткой под разлапистой сосной, таранящей успевшее выцвести небо. Чертя шомполом по расчищенному от хвои песчаному пятачку, замкомбата разведосов с позывным «Сафари» скрипел от злости зубами. Фронт стабилизировался и пребывал внешне в полусонном состоянии — так, бои местного значения с игрой в пинг-понг: одни начинали обстрел, другие огрызались «ответкой». Войска ушли на юг под Херсон, ослабив группировку, и чья-то умная голова ничего лучше не придумала, как прикрыть оборону мобилизованными из республик, плохо вооруженными и также плохо обученными, БАРСами да «Редутами», мотивированными на получение только денег по контракту, да Росгвардией.

— Это всё равно, что снять штаны и сесть голой задницей на раскалённую сковородку. Сколько ни изображай наслаждение и тверди, что не горячо вовсе, а зашкворчит задница-то, поджариваясь, и рванёшь ты со всей прытью подальше от этого счастья. Укры не идиоты вовсе, чтобы на мозоль нам не наступить, так что надо ждать: в ближайшее время двинут. А эти, — он кивнул куда-то к макушкам сосен, — ждут, пока по темечку врежут.

Ему поставили задачу разведать позиции укров на оперативную глубину, но это так, чтобы совсем не закисли и не задурили от безделья. Замкомбата был совсем не против разведпоиска, но задача была поставлена очень даже неконкретно: пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что.

— Мне разведдонесения надоело ежедневно посылать этим дебилам, что укры стягивают силы, а они ноль внимания. Блаженствуют! Вот как дадут нам волшебного пендаля, тогда зачешутся и разведку во всём обвинят: проворонили, мать вашу! Вместо этих твердолобых сюда бы комбрига нашего мариупольского — давно бы в Киеве были.

— Что за комбриг? — поинтересовался я.

Замкомбата смахнул ладонью начертанное на песке и, закурив, неторопливо стал рассказывать. Он не знал ни его имени, ни звания — просто комбриг. Комбриг из Мариуполя. Тогда рота его бригады загнала в подвал многоэтажки нациков, но взять их никак не могли: даже прямой наводкой не достать, не говоря уже о минах. И подобраться вплотную для работы «шмелём» не удавалось — пулемёты работали, как швейная машинка, кладя плотный и неровный шов вдоль улиц. А домик в пять этажей был не простой — на перекрёстке расположился и огнём контролировал все четыре улицы.