Контракт со смертью

Комбриг появился ниоткуда: в распахнутом бушлате, автомат устроился под правой рукой — ремень зафиксирован на антабке приклада, одна рация в левой руке, вторая зацеплена на разгрузке. Та, что в руке, работает на укроповских каналах. Мгновенно оценив ситуацию, он не стал требовать любой ценой взять многоэтажку: «любая цена» из уст иного стратега — это десятки, а то и сотни жизней солдатских. Он в рацию, что была в левой руке, стал матом крыть мнимого лейтенанта, торопя его подогнать пару бензовозов и залить к такой-то матери этот чертов подвал. Ну разве знали укры, что никаких бензовозов у комбрига нет и в помине, что не доставили боекомплект, потому и молчит его батарея, что приданная танковая рота застыла в паре кварталов отсюда с пустыми баками. Ничего этого они не знали, но поверили комбригу, специально работавшему на прослушиваемой ими волне, и с криками ринулись из подвала, бросая оружие и задирая руки к небу. Сдавались, а заодно молили своего бога, что дал шанс уцелеть.

Неделю спустя Сафари ещё раз встретился с комбригом. Надо было взять село, но комбриг решил не идти в лоб, и сначала пошла разведка. Вернулись, доложили: в селе фашисты, но сколько — установить не удалось. «Живых не посчитали — мёртвых сосчитаем», — проскрипел сорванным голосом комбриг и приказал батарее «градов» положить по опорнику пару пакетов. Когда над селом очистилось небо от дымов, долго изучал в бинокль «изменённый пейзаж», затем коротко бросил: «Еще пакет». Село было взято без потерь, зато обгорелых укров устали стаскивать в одно место.

Комбрига убрали через неделю. Причину никто не знал, но комроты зло выматерился: «Конечно, так воевать нельзя. Так война быстро закончится, и кому-то лампасы не достанутся, кому-то звезды на погоны, кому-то бронзулетки на грудь».

Через два месяца бригада сократилась втрое, в батальоне осталось всего семь десятков бойцов, а в разведроте двенадцать. Обещали пополнить мобилизованными, но Сафари был не очень-то рад: здесь особые навыки нужны, особая поступь, особые нервы — по тылам ведь работают. Ну а если опять в окопы да опорники в лоб брать — тогда подойдут: ума не надо трупами окопы заваливать.

5

Разведчики ходили за Байрак и вернулись на рассвете. Мы прождали их всю ночь, не спали, переживали, и лишь начальник разведки был внешне спокоен:

— Не лотоши, вернутся мужики, они фартовые.

Им действительно сопутствовала удача: ни одной царапины, если не считать прокушенной руки Тунгуса. Он сидел на приступке входа в блиндаж и потирал запястье спиртовой салфеткой.

— Ты что, ранен?

Витя достал было аптечку, но Тунгус отмахнулся:

— Да нет, фашик кусанул, когда горло ему пилил. Вот думаю: он зубы чистил или нет? Если нет, то можно и заразу подцепить.

В эту ночь они взяли офицера, но тащить с собою не стали — «выпотрошили» до самых пяток на месте. Забрали штабные документы, но на обратном пути напоролись на дозор. В ход пошли ножи. Валили молча, не давая вскрикнуть, а тем более нажать на спуск. Тунгусу достался дебелый сержант, ударом ножа в шею не свалил, только кровью залился, что фонтаном саданула из распоротой аорты, и пришлось «допиливать» горло, зажав его рот своей ладонью. В последнее мгновение тот и кусанул в агонии руку Тунгуса до крови.

Говорил он буднично, будто рассказывая, как муху прихлопнул или комара, и несведущего могло бросить в дрожь от этой безэмоциональности рассказчика. Но это разведка, здесь работают без сантиментов, жестко и зачастую жестоко — иначе нельзя, это закон выживания.

Витя спеленал кисть Тунгусу, смазав какой-то вонючей гадостью и утешив, что она нейтрализует даже змеиный яд, а тем более какие-то фашистские зубы, даже нечищеные.

Сафари, чертыхаясь, составлял очередное донесение: разведка подтвердила, что день и ночь к Балаклее укры стягивают войска и что много иностранцев.

6

Мобилизация она и в Африке мобилизация, а тем более в условно независимых республиках. Уже писал об Анатолии Шилине, позывной «Байк». Это он взял высоту на окраине Байрака, что южнее Изюма, со своей «жмур-командой» — всем далеко за полтинник, а потом двое с половиной суток держал её. Восемнадцать бойцов против почти двух тысяч наемников — украинского говора почти не слышно было, только польская и английская речь. Когда у них кончился БК, на помощь пришли трое из БАРСа — остальные отказались, а начальство не настаивало. Нет, их не осталось на той высотке за кладбищем «только трое из восемнадцати ребят» — вышли все, хоть и раненые, и вынесли двоих погибших.

Байк — шахтёр, бывший десантник Советской армии, мужик стержневой, суровый и правильный. На вопрос начштаба, отметившегося продажей трофейной «брони» на луганской «барахолке» (местный сайт вроде «Авиты»): «Где ваши бронежилеты?» — показал на нательный крестик, видневшийся в разорванном вороте тельника:

— Мой «броник» — вот этот крестик нательный, а ты, сука, нашу «броню» барыгам загнал, — и красноречиво потянулся к «калашникову».