Читаем Корабль отплывает в полночь полностью

Жиля особенно заинтересовала закономерность, согласно которой головы уменьшаются в размерах. Он измерил расстояние между двумя зеркалами на лестнице – восемь футов, с точностью до дюйма, – и вычислил, что восьмое лицо отстояло от него на сто шестнадцать футов, словно глядело из чердачного окна дома на другой стороне улицы. Его так и подмывало отправиться на крышу и посмотреть на это окно в бинокль.

Но поскольку он видел самого себя, то восьмое отражение, соответственно, находилось от него на расстоянии двухсот тридцати двух футов. Значит, ему пришлось бы рассматривать гномов. Еще интереснее!


Он с удовольствием думал о том, что́ могли бы делать его отражения, если бы обладали способностью самостоятельно передвигаться в мирке своих зеркальных оболочек. Вместе со всеми трудолюбивыми двойниками из оболочек Жиль Нефандор вполне мог бы стать искуснейшим пианистом, авторитетнейшим астрономом и шахматным гроссмейстером самого высокого ранга. От этих пленительных мыслей воскресли его давно угасшие амбиции – разве Ласкер не выиграл в 1924 году Нью-Йоркский международный турнир в возрасте пятидесяти шести лет? – и он почти позабыл об опасности со стороны черной фигуры, появившейся в зеркале уже в третий раз.

Неохотно вернувшись в реальность, Жиль решил проверить, сколько отражений он сможет различить на практике, а не в теории. Выяснилось, что даже при хорошем освещении, после замены перегоревших лампочек в люстре, ему удавалось разглядеть только девятое или в лучшем случае десятое отражение своего лица. Остальные были крохотными пепельно-серыми пятнами на стекле.

На пути к этому заключению Жиль также обнаружил, что вести счет отражениям не так-то легко. То одно, то другое все время норовило потеряться, или же он сам сбивался. Куда проще оказалось подсчитать позолоченные зеркальные рамы, которые располагались плотно в ряд, словно золотые цифры… даже при условии, что, прежде чем добраться, скажем, до десятого отражения лица, ему приходилось пересчитывать девятнадцать отражений рам – десять в зеркале перед ним и еще девять – в зеркале за спиной.

Жиль невольно задавался вопросом: почему он так уверен, что в первую ночь неприятные изменения претерпело именно восьмое отражение, а в две последующие – седьмое и шестое? И решил, что это мгновенная догадка потрясенного сознания, которая вполне может оказаться ошибочной. Следующей ночью нужно понаблюдать внимательней… и к тому же отсчитать пятое отражение намного проще.

Кроме того, хотя он мог различить не больше десяти отражений своего лица, яркое пятно света – от карманного фонаря или даже пламени поднесенной к щеке свечи – составляло тринадцать, если не четырнадцать отражений. Эти крохотные огоньки казались звездами, наблюдаемыми в дешевый телескоп. Занятно.

Жилю очень хотелось насчитать еще больше отражений – побить рекорд, так сказать, – и он решил посмотреть на зеркало в свой лучший бинокль, прикрепив дюймовый огарок горящей свечи к правой зрительной трубе. Но это ничуть не помогло – чего он втайне и опасался, – как слишком мощный окуляр не помогает маленькому телескопу: увеличение смазало дальние световые пятна.

Он даже подумал о том, чтобы смастерить перископ и опробовать его в паре со свечой, но это показалось слишком уж сложным. И в любом случае пришло время ложиться в постель – приближался полдень. Настроение было замечательным – впервые за много лет он нашел новое интересное занятие. Рефлектология не могла сравниться с астрономией, музыкой или шахматами, но все-таки это была изящная маленькая наука. И потом, Зеркальный мир казался таким притягательным! Жиль с волнением ожидал того, что увидит в следующий раз. Лишь бы только феномен наблюдался вновь.

Возможно, следующей ночью нетерпение привело Жиля к лестничным зеркалам на несколько секунд раньше, чем часы принялись отбивать двенадцать. Однако его преждевременное появление не помешало феномену, хотя Жиль вдруг забеспокоился из-за этого. Все началось, как только часы прозвенели в первый раз, и что бы ни происходило накануне, тем вечером изменилось именно пятое отражение. Черная фигура находилась теперь всего в семидесяти футах от Жиля, как он заранее просчитал, и была значительно выше прежнего. Лицо в пятом отражении оставалось таким же бледным, но Жилю почудилось, будто его выражение стало немного другим… Однако оно оказалось наполовину скрыто массивным затылком предыдущего отражения, и сказать наверняка было затруднительно.

Но черная фигура определенно носила вуаль, хотя различить черты лица по-прежнему не удавалось. Да, вуаль… и длинные глянцевые перчатки черного цвета на тонких руках, одна из которых тянулась к плечу Жиля. Он внезапно понял, что, несмотря на высокий рост, почти такой же, как у него самого, фигура была женской.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги