Читаем Корабль отплывает в полночь полностью

Но все-таки Жиль не удержался от попыток отыскать в своей памяти людей, которым навредил настолько, чтобы они сохранили в душе горькую и неутихающую ненависть к нему. Однако, тщательно и последовательно перебирая свои воспоминания за пять с половиной десятилетий, он не нашел ни одного кандидата на роль архиненавистника или смертельного врага Жиля Нефандора. Он был мягким человеком, богатое наследство избавляло его от необходимости совершать убийства и крупные кражи. Он женился, обзавелся детьми, потом развелся, – точнее говоря, с ним развелись. Жена нашла себе нового супруга, дети благополучно жили вдали от него. Ему хватало средств на то, чтобы поддерживать свое долговязое тело и свой высокий дом, когда оба начали дряхлеть, а также на невинные увлечения самым божественным искусством, самой холодной наукой и самой трудной игрой.

Конкуренты? Но он давно уже не участвовал в шахматных турнирах, лишь изредка играя партии по переписке. Он больше не давал концертов, а его статьи в астрономических журналах появлялись крайне редко и не вызывали бурных споров.

Женщины? В свое время он надеялся, что развод даст ему свободу для поиска новых любовных отношений, однако холостяцкий образ жизни оказался настолько удобным и привычным, что он так и не занялся этим. Возможно, в своем тщеславии он слишком опасался потерпеть фиаско… или добиться успеха.

В то же время он сознавал, что какое-то темное семя погребено в его памяти, но отказывался признавать это. Что-то связанное с шахматами? Нет…

Он действительно не сделал в своей жизни ничего особенного – ни хорошего, ни дурного. Почему его должны ненавидеть за то, что он ничего не сделал? Ненавидеть настолько, чтобы преследовать его изображение в зеркале? Он тщетно задавал себе эти вопросы, наблюдая за тем, как черный ферзь Кизерицкого неумолимо преследует белого короля Андерсена.


Следующей ночью он тщательно рассчитал время спуска по лестнице с помощью высокоточных часов, стоявших в купольном помещении… но точная механика показала себя менее надежной, чем устоявшиеся привычки, и в результате часы внизу пробили уже пять раз, когда он с замиранием сердца остановился напротив зеркал над лестничной площадкой. Позеленевшее от ужаса лицо было на месте – теперь в шестом отражении, как он и предполагал, не без фатализма, – и стройная черная фигура снова протягивала к нему руку. На этот раз Жиль заметил вуаль или же черный чулок на голове призрака, скрывавший черты лица, и слабое мерцание этой вуали отчасти напоминало бледный газовый фронт, который он недавно разглядел в туманности Конская Голова.

В эту ночь он полностью изменил привычный распорядок, не открывал крышку рояля и не расставлял шахматные фигуры. Вместо этого он пролежал целый час, закрыв глаза, чтобы они отдохнули, а остаток ночи и все утро изучал отражения отражений – в зеркалах над лестницей и еще в двух поменьше, которые установил у себя в комнате, наклонив на долю дюйма, чтобы добиться лучшего эффекта.

Под конец Жиль сделал ряд интересных открытий. Он и раньше замечал отражения отражений – особенно в зеркалах над лестничной площадкой – и удивлялся их причудливому виду, но никогда не размышлял о них систематически и, конечно, не проводил с ними экспериментов. Однако оказалось, что это хоть и небольшая, но весьма увлекательная область исследований – карманная оптика, своего рода наука в миниатюре.

Впрочем, определение «карманная» не очень подходило, поскольку для наблюдения за феноменами приходится помещать свой карман – и себя самого – между двумя зеркалами. Хотя, если подумать, можно сделать то же самое с помощью направленного вбок перископа, позволяющего наблюдать из точки между двумя зеркалами, не находясь в этой точке. Стоило попробовать.

Но если вернуться к началу, то, стоя между двумя зеркалами, вы видите сначала отражение своего лица, а за ним – отражение своего затылка в зеркале за спиной; далее следуют едва различимые по сравнению с ними вторые отражения лица – всего лишь очертания волос, щек и ушей – и затылка и так далее. По мере того как отраженные головы уменьшаются в размерах, вы различаете все больше подробностей в каждой из них, пока лицо не станет видно целиком, пусть даже оно будет мелким и довольно тусклым.

Это означает прежде всего, что восьмое отражение, которое Жиль увидел в первую ночь, на самом деле было пятнадцатым: он считал только отражения лица, но между каждыми двумя помещалось одно отражение затылка. О, как увлекателен этот зеркальный мир! Или, скорее, миры – ряд оболочек вокруг человека, подобных хрустальным сферам, на которых, согласно Птолемею, расположены звезды и планеты, причем этот ряд теоретически должен уходить в бесконечность и каждая оболочка будет видеть саму себя в следующей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги