– Филип, позволь мне кое-что сказать. Должна признаться, что разочарована. Я ожидала, что ты будешь командовать собственным кораблем. Помнишь, ты обещал выполнить мое желание – на этом самом берегу, когда рассказывал свой сон? Так вот, желание осталось за мной, и теперь я скажу тебе, чего мне хочется. Милый мой Филип, возьми меня с собой! Без тебя мне ни до чего нет дела. Я буду счастлива делить с тобой любые тяготы и невзгоды, но коротать долгое ожидание одной, изводиться от глупых мыслей и страхов, изнывать от нетерпения, не находить ни покоя, ни утешения, когда все валится из рук, – это, мой дорогой Филип, жутчайшее несчастье. И именно таково приходится мне, когда тебя нет рядом. Ты обещал мне, Филип, вспомни это. Как капитан ты был бы вправе взять на борт свою жену. Потому я сильно огорчилась, что тебе не дали корабль. Но утешь меня, скажи, что в следующий раз мы поплывем вместе, если Небеса вернут тебя мне.
– Обещаю, Амина, раз уж ты настаиваешь. Я ни в чем не могу тебе отказать, но мне почему-то кажется, что наше с тобою счастье обречено. Я вовсе не провидец, но мне отчего-то представляется, что даже теперь, пребывая сразу в двух мирах, этом и призрачном, я сохраняю зыбкую надежду на спасение. Да, я обещаю, Амина, но, видит Бог, я хотел бы освобождения от этой клятвы!
– Чему быть, Филип, того не миновать. Кто способен противиться судьбе?
– Амина, мы свободны в выборе и до некоторой степени сами управляем судьбой.
– Да, отец Сейзен все пытается убедить нас в этом, но доводы, которые он приводит, не кажутся мне понятными. Он все твердит, что таково католическое вероучение. Может, и так. Я признаю, что многого не понимаю. Хотелось бы мне, чтобы твоя вера была попроще. А так этот добрый пастырь – доброты у него не отнять – лишь ввергает меня в сомнения.
– Через сомнения лежит путь к истине, Амина.
– Возможно, но мне видится, что я едва ступила на этот путь. Пойдем обратно, Филип. Тебе нужно в Амстердам, и я отправлюсь с тобой. После дневных трудов улыбка твоей Амины будет радовать тебя, покуда ты не отплывешь. Разве не так?
– Конечно, милая женушка. Я сам собирался это предложить. Но как, хотелось бы знать, уцелел Шрифтен? Да, я не видел его тела, но все равно спасение лоцмана выглядит подозрительным. Почему он не вышел на берег, если спасся? Где прятался? Что ты думаешь, Амина?
– Я давно хотела сказать тебе, Филип. Это гуль с дурным глазом, которому позволили бродить по земле в человеческом обличье, и он наверняка как-то связан с твоим предназначением. Если и требовалось некое доказательство истинности всего, что с тобою случилось, то мне все доказало появление этого коварного ифрита![40]
О, обладай я силами моей матери… Прости, Филип, я забыла, что тебе не нравится об этом слышать. Я умолкаю.Филип не ответил. Так, в молчании, поглощенные каждый собственными раздумьями, они вернулись домой.
Хотя Филип для себя уже все решил, он попросил португальского священника привести отца Сейзена, чтобы посоветоваться с ними обоими и выслушать их мнение о письме компании. Заново пересказав пастырям историю лоцмана Шрифтена и его чудесного, как выяснилось, спасения, Филип оставил святых отцов совещаться, а сам пошел наверх к Амине.
Минуло более двух часов, прежде чем Филипа позвали вниз, и ему показалось, что отец Сейзен заметно взволнован.
– Сын мой, – сказал священник, – мы оба изрядно встревожены. Памятуя обо всем слышанном тобой от матери, а также испытанном и увиденном воочию, мы уповали на то, что наши догадки насчет твоего общения с потусторонним миром верны и все это есть происки дьявола. В таком случае наши молитвы и церковные службы должны были бы расстроить его козни. Мы советовали тебе дождаться нового знака, но вот знак подан, и мы растерялись. Само письмо, конечно, ровным счетом ничего не значит, зато личность его подателя наводит на малоприятные размышления. Скажи, Филип, как тебе кажется, он действительно мог спастись?
– Я допускаю такую возможность, святой отец, – признал Вандердекен. – Могло статься, что и его выкинуло волной на берег, однако он двинулся в ином направлении, и мы с ним разминулись. Да, это возможно, но, коли вы спрашиваете моего мнения, отвечу откровенно: для меня он – посланец потустороннего, я в этом уверен. Нисколько не сомневаюсь, что он каким-то загадочным образом связан с моим предназначением. Но кто он таков… или что он такое, я не ведаю.
– Тогда, сын мой, прими наш выбор. Мы решили, что наш совет тебе без надобности. Поступай так, как велят тебе сердце и разум. К чему бы ты в итоге ни склонился, мы не посмеем и не станем тебя винить. Мы лишь помолимся о том, чтобы Небеса не оставили тебя своим покровительством.
– Святой отец, я решил внять этому знаку.
– Будь по-твоему, сын мой. Быть может, в пути произойдет что-то способное развеять завесу тайны. Признаю́, что пока она вне пределов моего разумения, да и сама ее природа доставляет мне несказанные муки.