Корабль-призрак

«Да, – думала Амина, наблюдая, как все меньше и меньше становится фигура Филипа по мере удаления лодки, – да, я знаю, что мы встретимся снова, что не это плавание, муж мой, окажется роковым для тебя и для меня. Зато я почти уверена, что следующий твой выход в море, когда я присоединюсь к тебе, разлучит нас навсегда. Каким образом, я не ведаю, но именно это нам суждено. Священники твердят о свободе воли… Разве свобода воли уводит Филипа от меня? Разве не предпочел бы он остаться со мною на берегу? Увы, ему этого не позволено, он должен исполнить предначертанное. Какая еще свобода воли, если всем управляет судьба, безжалостный тиран! Мне почему-то кажется, что эти священники – мои враги. Не знаю, откуда взялось столь странное ощущение, ведь оба добры ко мне, а вера, в которой они меня наставляют, праведна и милосердна. Свобода воли, милость, любовь к ближнему… Прощай обиды, не суди других… Все это вроде бы правильно, однако сердце шепчет, что… Ой, лодка уже пристала, Филип взбирается по трапу. Прощай, прощай, мой возлюбленный муж! Хотела бы я быть мужчиной! Но нет, лучше так, как есть».

Амина смотрела на судно до тех пор, пока не перестала различать силуэт Филипа. Тогда она медленно направилась в город. На следующее утро, проснувшись, Амина узнала, что флотилия отплыла с первыми лучами солнца и гавань, еще недавно полнившаяся кораблями, опустела.

– Уплыл, – пробормотала Амина. – Снова ждать долгие, тоскливые месяцы… Разве это жизнь, если я оживаю, только когда он рядом?

Глава 16

Оставим Амину ее одиночеству и последуем за Филипом в его скитаниях. Флотилия отплыла с отливом и горделиво двинулась по Зюйдерзее, однако не прошло и часа, как «Фрау Катерина» отстала и оказалась в миле или двух за кормами остальных кораблей.

Минхеер Баренц винил то «косорукий» развес парусов, то рулевого – по его приказу матросов у штурвала постоянно меняли. Словом, виноваты были все, кроме его драгоценной «Катерины».

Но поиски виноватых не помогали, судно отставало все сильнее, и становилось ясно, что его мореходные качества далеки от совершенства.

– Минхеер Вандердекен, – изрек наконец капитан, – как говаривал мой отец, «Фрау» не слишком-то привычна к ветру. Такое бывает. Но вот что я вам скажу: во всем прочем не найти корабля лучше нашей «Катерины».

– Вдобавок мы изрядно нагружены, – отозвался Филип, не желавший ранить чувства капитана, – а на палубе полным-полно солдат.

Флотилия между тем миновала отмели, и теперь корабли держались вместе, а «Катерина» ползла еще медленнее.

– Когда все так сгрудились, «Фрау» несподручно плыть быстрее, – гнул свое капитан Баренц. – Погодите, вот выйдем в открытое море, и вся флотилия будет любоваться на нашу корму. Разве этот корабль не прекрасен, а, минхеер Вандердекен?

– Да, корабль отличный и очень просторный. – Что еще мог ответить Филип?

Флотилия двигалась дальше, то лавируя против ветра, то ускоряя ход. Впрочем, что бы ни делали остальные, «Фрау Катерина» упорно тащилась позади всех, и прочим кораблям пришлось лечь в дрейф на закате, чтобы она успела нагнать спутников. Капитан же Баренц продолжал уверять, что единственной причиной задержек являются сторонние обстоятельства.

К несчастью, у судна обнаружились и другие недостатки помимо слабых мореходных качеств: трюм протекал, парусник был неуклюжим и плохо слушался руля. Увы, капитана Баренца было не переубедить: он восхищался своей «Фрау» и, подобно всем, кто любит безоглядно, не желал видеть изъянов у предмета своей страсти.

Однако окружающих слепота не поразила. Старший над флотилией, удостоверившись, что злосчастное судно и впредь будет задерживать ее, твердо решил предоставить «Катерину» собственной участи, едва флотилия минует Капский полуостров.

От необходимости прибегать к столь жестокому шагу его избавил, однако, налетевший шторм, который разметал корабли. На второй день «Фрау Катерина» в полном одиночестве торила путь среди водяных валов. Корпус ее протекал столь обильно, что воду приходилось непрерывно откачивать, а ветер гнал судно левым бортом вперед, чуть ли не с той скоростью, с какой «Фрау» передвигалась самостоятельно.

Так продолжалось целую неделю, и положение на борту стремительно делалось все хуже и хуже. Переполненное людьми, перегруженное товарами, судно скрипело и стонало под могучими ударами волн, а люди у насосов в трюме валились с ног от усталости.

Филип трудился наравне со всеми, подбадривал утомленных матросов, требовал крепить все, что грозило отвалиться, – и почти не советовался с капитаном, который, как выяснилось, мало что понимал в морском ремесле.

– Что ж, – сказал минхеер Баренц, держась за кофель-планку[42], – вы должны признать, что «Фрау» отменно противостоит непогоде. Полегче, милая, полегче, – прибавил он, когда судно кануло носом в воду и тяжко застонало, – прошу, будь осторожна! Только вообразите, каково сейчас беднягам на остальных кораблях! Ха! Минхеер Вандердекен, смею вас заверить, что мы всех опередили и они далеко от нас отстали. Согласны?