– Что с тобой, солнышко? – я медленно подхожу и, наконец, замечаю накинутую на шею единорога веревку. Один конец обмотался вокруг шеи, второй уходит в кусты.
– Тебя кто-то поймал?
Единорог согласно трясет головой и фыркает. Я прямо-таки ощущаю, как сердце холодеет от злости, а руки начинает потряхивать от желания придушить ловца единорогов. Это же каким надо быть бездушным существом, чтобы захотеть причинить боль такому великолепному животному. У меня с детства мечта – увидеть единорога. Просто посмотреть, максимум погладить, задыхаясь от восхищения, ну а если покормить…. предел желаний.
И вот мы стоим рядом, но волшебство момента испорчено грубой веревкой на белоснежной шкуре и потемневшими от боли глазами, в уголках которых сверкают капельки слез.
Я осторожно снимаю веревку. Пальцы зацепляют что-то металлическое – крючок, впившийся в кожу животного с противоположного от меня бока. Единорог едва слышно стонет, волна дрожи пробегает по бархатной шкуре. «Прости», – шепчу в длинное ухо.
– А ну отойди от моей лошади!
От резкого окрика вздрагиваем мы оба. Быстро сбрасываю последний виток, аккуратно вынимаю крючок, легонько шлепаю по теплому боку и поворачиваюсь лицом к охотнику на единорогов. За спиной раздается мягкий топот – ушел. Отлично, теперь можно и со сволочью, которая ставит ловушки на белоснежных красавцев, разобраться.
На вид сволочи лет двенадцать, не больше. Ярко-рыжие волосы взъерошены копной на голове, из них торчат листья, ветки и прочий лесной мусор. Большие серые глаза прищурены и смотрят недобро, щечки красные от злости, а постукивающая в мягком сапожке правая нога сигнализирует о крайнем негодовании малолетней охотницы.
– Твоя? – удивленно вскидываю брови.
– Я её поймала! – выплевывает доказательство рыжая бестия.
– Ну, а я отпустила, – пожимаю плечами.
Гладкий лобик на мгновенье хмурится, пытаясь осмыслить мою логику, но затем гнев берет свое.
– Ты…, ты…!
– Ненавижу, когда кто-то пытается причинить вред безобидному существу, – говорю медленно, чеканя каждое слово. Такие избалованные дети понимают лишь грубый авторитет. Говорю, а сама ощущаю знакомое покалывание на кончиках пальцев. Пусть Найлс и поставил мне защитный блок, оставив лишь небольшой доступ для практики, но со слов мага, в критической ситуации я этот блок снесу.
И вот что-то мне подсказывает, что эта ситуация неумолимо приближается. Ибо, нечего всяким мелким, пусть и отпрыскам крылатым, а никем иным рыжее чудовище быть не могло, на святое покушаться.
Правила, пусть и вкратце, Найлс успел мне объяснить, перед тем как отрубиться на полу, около моей кровати. Под ворчание Натана, мол, дайте поспать, маг сумел донести основное до моего сонного сознания. Все просто и одновременно сложно. Если позволяет фантазия – используешь образы с продуманным механизмом воздействия, накачиваешь их собственной энергией, если с фантазией беда – учишь звуковые формулы, по которым эти образы воссоздаются. Основная хитрость в распределении энергии. Затратишь много – и создашь фаэрбол размером с дом, мало – и будет тебе маленький огонек. Но визуально-энергетические формы – самая простая часть прикладной магии. В остальное, вроде целительства, левитации и, упаси Бог, создания чего-либо материального, мне настоятельно посоветовали не соваться. Сначала нужно определиться с расположенностью моего дара, а уже потом углублять и шлифовать то, что имеем.
Но я сейчас и без шлифовки мерзавку раскатаю.
Рыжая упрямо вскидывает голову и… осекается, глядя на меня испуганными глазенками. С охотницы как-то разом слетает весь гонор, она даже ростом ниже становится.
– Эй, ты чего?
Этот шепот действует на меня отрезвляюще. Твою мать, я же чуть ребенка не убила. Вот же, ешкин хвост. Не зря любая сила – большое искушение для её владельца.
– Шла бы ты отсюда, деточка, – губы растягивает зловещая улыбка, рыжая бледнеет и отступает, – дуй отсюда, – рявкаю, видя нерешительность на лице девочки. Шаг, еще один, она поворачивается ко мне спиной и, быстрым шагом удаляется прочь. Отлично!
Стоило, конечно, наказать. Но думается, что начинать нужно с родителей, а пытаться воспитывать фею – верный способ к самоубийству.
– Ой! – громкий вскрик прервал мои размышления о порочности баловства.
Я замерла. Неужели опять она?
– Ой-ой, как больно! Нога!
Она! Кто же еще. Сходить? С другой стороны вредная девчонка заслужила хоть какое-то наказание. Пусть помучается, может собственная боль станет полезным уроком.
Раздавшиеся стоны поколебали мою уверенность. А вдруг это перелом? И как быстро её найдут? Нет, надо хотя бы посмотреть, насколько все серьезно.
Стоны уже перемежались со всхлипываниями и причитаниями. Чувствуя себя по-идиотски, я пошла на звуки. Около поваленного дерева лежала рыжая, обхватив левую ногу руками и подвывая. Увидев меня, она на секунду замолчала, затем застонала еще громче.
– Встать можешь?
– Не-е-е знаю, – помотала головой девочка. Глаза красные, губки трясутся.
– Больно? – я присела рядом, ощупала ногу. Стоило дотронуться до лодыжки, как рыжая взвыла.
– Живешь далеко?