над одними вещами. С другой, семь лет – такой срок, за который и родные могут стать
чужими… боялась разочароваться, испортить воспоминания детства.
- Богуславская, вы пообедать успели? – скрипуче осведомился Эльсен, поглядывая на меня
поверх газеты.
- Да, - на автомате ответила я и замерла. Он хмыкнул, что-то пробормотал себе под нос и
снова уткнулся читать новости.
Я все-таки упорно докурила сигарету, и вышла – так, чтобы это не походило на бегство.
Эльсен болтать не станет, это точно, но как я так попалась? Никакая из меня
шифровальщица.
«Это точно. Помнишь, как некто Кембритч подловил тебя на знании великосветского
этикета?»
«Очень хорошо помню».
Нужно было начинать готовить операционную, но я все-таки зашла в раздевалку, взяла
телефон и набрала Катькин номер.
- Дом Симоновых, - такое ощущение, что мужчина дежурил у телефона, потому что
ответил мгновенно.
- Здравствуйте, - я поколебалась, - могу я поговорить с леди Симоновой?
- Леди не может сейчас отвечать на звонки, - величественным голосом дворецкого
произнес мой собеседник.
- Я вам рекомендую подойти и спросить, не хочет ли она пообщаться со своей школьной
подругой, Мариной, - ледяным тоном посоветовала я. – Я подожду. Но недолго.
«Тренируешь властные нотки?»
«Уймись, а?»
В раздевалку зашла старшая сестра, глянула на меня и вышла. Нет, все-таки надо что-то
делать с этой человеческой пугливостью. Я поковыряла наклейку, изображающую
оскалившегося врача с скальпелем, которая висела на шкафчике медбрата Дубовника
столько, сколько я себя помнила. Тут всегда почему-то царил полумрак и холод, окошко
было маленьким, лампочка была тусклой, и когда я переодевалась после смены, всегда
чувствовала себя посетительницей морга.
В трубке было тихо. Затем раздалось клацанье, и знакомый до невозможности голос
радостно и как-то недоверчиво произнес:
-
Марина? Марина? Это ты??
-
Я, Кать, - опять напала эта неловкость, из головы просто вылетело все, о чем можно
поговорить.
-
Маринка! Рудложка! Ушам своим не верю! – она так бурно радовалась, что я
заулыбалась и почувствовала, как теплеет на душе. – Я думала, ты и не вспомнишь
обо мне!
-
Я всегда о тебе помнила, Катюш, - тепло сказала я. – Встретимся?
-
Конечно, - она посерьезнела. – Только мне никуда в присутственные места пока
нельзя, Марин. И с визитами надо повременить. Симонов в конце августа умер, я в
трауре.
Я не сразу сообразила, что она говорит о своем муже.
- Сочувствую, - пробормотала я неловко.
- Тут поздравлять надо, - жестко и будто с какой-то застаревшей усталостью произнесла
моя подруга, и в этот момент я действительно почувствовала, что нас разделяет семь лет
не самой простой истории. – Извини, Марин. Я тебе все расскажу. Приедешь ко мне?
Давай сейчас, а?
Она воодушевилась, затем будто остановила себя.
- Извини, - кто же тебя приучил постоянно извиняться, Кать? – я не подумала, что ты, наверное, очень занята во дворце. А я тебя зову к себе, будто мы все еще девчонки.
- Катюш, я работаю, - сообщила я, потому что голос у нее стал немного отстраненный и
печальный, - работаю в поликлинике. Ты разве новости не смотрела?
- Да я с детьми постоянно, Марин, - откликнулась Спасская, - смотрю мультики. Новости
не люблю…с той самой поры, как увидела, что с вами сделали. Я думала, вы сгорели.
В груди прыгнула и разошлась острыми иголочками по телу боль. Я перевела дыхание.
- Потом думала, у меня галлюцинации, когда тебя на свадьбе увидела. Только с другим
лицом. Это ведь ты была?
- Я, Кать.
Интересно, как она поняла?
- Я уж решила, с ума схожу, - призналась Спасская. - А это все-таки ты. Все-таки побывала
у меня на свадьбе. Как и планировали – я у тебя, ты у меня.
Я улыбнулась.
- Так вот, я работаю, а после работы с удовольствием заеду к тебе.
- Я очень хочу тебя видеть, Марин, - сказала моя школьная подруга. – На самом деле. Мне
ведь совсем не с кем поговорить.
После работы я ушла через Зеркало домой – переодеться, сообщила Васюте, что я еду к
Катьке, со скрипом согласилась на охрану – но поехала на своей машине. На «Птенце». И
через пятнадцать минут уже въезжала в ворота большого дома на Императорском
переулке. Да-да, Катя, оказывается, жила почти по соседству с Кембритчем. Только у него
был дом 3, а у нее 58. Далеко. Да, далеко.
Я специально объехала переулок и заехала с другого конца, чтобы не проезжать мимо.
Дом был подавляюще величественен и мрачен. Наш дворец я все-таки воспринимала, как
дом родной, да и архитектура была легкой. Я всегда сравнивала его с распахнувшим
крылья лебедем, потому что изящные высокие полукруглые окна походили, если смотреть
издалека, из парка, на птичьи перья. С одной стороны семейное Королевское крыло, с
другой – Зеленое Крыло, где располагались управления охраны и госбезопасности. Кстати, никогда не понимала, почему его называли Зеленым, потому что цвета оно было светло-
розового, как и весь дворец. Посередине – выступающее вперед от крыльев «туловище», с
парадным входом, с арками и широкой лестницей, а над ним – «шея» - башня с красными
Константиновскими часами, напоминающими по цвету клюв и состоящими из