И исчез за одной из дверей. Оттуда послышались мужские голоса. Я не стала прислушиваться – обошла гостиную, выглянула в окна. Пятна света из дома ложились на снег, вокруг чернели горы. С той стороны, откуда мы пришли, окон не было – видимо, дом одной стеной был пристроен к скале. Меня начало потряхивать и пришлось отложить исследования и погреться у камина. Пальцы отогревались, оттаивали, тошнота медленно проходила, и меня начало клонить в сон, но я упрямо открывала смыкающиеся веки, терла глаза и мрачно размышляла, есть ли здесь кофе и не убьют ли меня за наглость, если я его потребую.
Дверь за моей спиной наконец-то открылась. Я обернулась, расправила плечи и тут же удивленно подняла брови. Если Львовский походил на зажиточного аптекаря, то вошедший с ним мужчина – на толстого пожилого пекаря, страдающего почечной болезнью.
- Ваше высочество, - в глазах его плескалась просто-таки фанатичная радость и недоверие, - меня зовут…
- Нет-нет, - перебила я его поспешно. – Не надо представляться. Оставьте мне иллюзию, что вы меня отпустите, как обещали. Вряд ли вам нужно, чтобы я знала ваши имена.
- Если все получится, это будет неважно, - отмахнулся он. – Меня зовут Оливер Брин. Счастлив вас видеть.
- Не могу сказать того же, - резко ответила я. – Где Катерина? Вы ее не покалечили?
- Никто ее не бил. Просто попугали, - тоном доброго воспитателя сказал Брин. – Это было необходимо. Ваша подруга в соседней комнате. Я дам вам несколько минут и затем мы снова уведем ее. Но до этого я должен проверить, нет ли на вас жучков, ваше высочество.
- Только не прикасайтесь ко мне, - предупредила я. Ненавижу прикосновения посторонних людей.
- В этом нет необходимости, - заверил он. Подошел – я не двинулась с места – провел руками вдоль моего тела, от ботинок до макушки.
- Ничего нет, - сказал он удовлетворенно. – Но вам придется отдать переноску.
- Нет, - сказала я с милой улыбкой и отступила назад. Его глаза сощурились, и я схватилась за амулет.
- Он все равно разряжен. И мы окружены щитом, вы не выберетесь с ее помощью.
- Тогда вам нечего опасаться, правда? – высокомерно спросила я. – Извините, господа, но я вам по понятным причинам не доверяю. И отдавать единственную надежду на спасение не буду. Вы, конечно, можете ее попытаться забрать, но тогда ни о каком добровольном сотрудничестве с моей стороны речи не будет.
Вряд ли им нужна была добровольность. Но и я, и они понимали, что я в их власти, и переноска ничего не решит. Видимо, поэтому решили отступить.
- Пойдемте, - сказал, наконец, Брин. – Пообщаетесь с подругой.
Катя была зареванной, похудевшей и бледной. Сидела за столом, уткнувшись лицом в ладони – перед ней стояла чашка с чаем, печенье. Нетронутые. Подняла голову, увидела меня, сжала кулаки и простонала:
- Маринааа…! Ну зачем же ты пришла! Зачем, Рудложка?
- За тобой, Кать, - сказала я беспомощно. – Тебя били?
- Нет, - всхлипнула она, - по столу перед лицом долбанули, потом какой-то плетью мимо хлестнули, я жутко испугалась. Извини, извини пожалуйста. Все из-за меня!…. Они девочек моих похитили, я не могла тебе сказать и вот…
Она зарыдала. Я села рядом с ней – и она отпрянула.
- Рудложка, не прикасайся ко мне, пожалуйста. Я опасна. Лучше отойди.
- Да чем ты опасна? – недоуменно спросила я.
- Я темная, Мариш, - сказала она жалким голосом, - инициировалась я. Едва сдерживаюсь. Прикоснешься – присосусь и буду пить из тебя энергию. Отойди, прошу.
Я наклонилась близко-близко.
- Кать, - прошептала я. - Тебя отпустят со мной. Мне обещали. Потерпи немного. Я не оставлю тебя. Скоро мы будем дома. Не бойся. Я же ничего не боюсь.
Она понимающе молчала, подняв на меня непривычно черные жуткие глаза и наверняка видя и мой страх, и тонкий щит самоуверенности, в который я оделась, а потом серьезно, безнадежно спросила:
- Ты сама-то в это веришь, Марин?
- Верю, - твердо сказала я. – А если не отпустят, то нас найдут, - я оглянулась на стоящих в двери мужчин. – Найдут и тут все с землей сровняют.
Брин без улыбки кивнул. Будто знал, что моя угроза не пустая, и был готов рисковать.
- Ваше высочество, - проговорил он с великосветским почтением, - прошу выходить. Чем скорее мы сделаем то, ради чего пришлось таким способом привлекать вас к помощи, тем скорее мы… поймем, что будет дальше.
- Вы точно нас отпустите? – спросила я небрежно.
Он развел руками.
- Я хочу этого не меньше, чем вы, принцесса.
- Что сейчас будет с Катей?
- Ее изолируют, - сухо сказал он. Увидел мои сузившиеся глаза и добавил: – Ваша подруга действительно опасна, Марина Михайловна. Только то, что в ней слишком мало темной крови, не позволило ей пока сойти с ума. Но она на грани.
Катя устало закрыла глаза. Смотреть на нее было больно - и я тщательно загоняла внутрь и эту боль, и ярость, от которой начинало покалывать в пальцах. Нельзя показывать страх. И срываться тоже нельзя.
К ней подошел Львовский, и подруга послушно встала и проследовала за ним.