Корона крови и руин

Гуннар зашагал чуть прямее, а на его губах играла слабая улыбка, пока вороны вели нас в самую высокую комнату в башне, держась на расстоянии.

– Окна закрыты магией, которой у тебя нет, маленький принц, – сказал главный стражник, когда мы дошли. – Крыши, двери – все закрыто, хаос земли тебе не поможет. Даже не пытайся. Мы узнаем.

– А-а. Умно. Не находишь? – Я взглянул на Гуннара. – Их маленькие хитрости всегда так впечатляют.

Я приготовился к новому удару, но повторил бы любую дерзость снова и снова, если бы это вызвало широкую улыбку на лице моего племянника.

Главный ворон обернулся на меня, вложив во взгляд все свое презрение, и повернул ключ в замочной скважине.

Я делал в уме пометки. Тепло. Скорее всего, внутри будет печь или небольшой очаг. Толстые стены. Мы не услышим, что происходит в коридорах. Мерцание света. Может быть, фонари или огонь. Они не собирались пытать нас темнотой и холодом. Значит, скорее всего, это будет боль.

Я мог пробудить в себе жажду крови. Я мог терпеть. Я боялся только за Гуннара.

Последняя деталь. Ключ от двери – рунический камень. Я не смог даже прочитать его. Черт подери. Ворон говорил правду: не хаос охранял эти стены. Внутри нас будет держать неведомая заморская магия или искусственный хаос, полученный в результате экспериментов в каменоломнях.

Но теперь на нашей стороне был альвер. Я не знал глубины способностей Гуннара, но, возможно, он мог как-то помочь.

Удивление – нет, подозрение – только усилилось, когда ворон развернул меня и снял цепи с запястий и лодыжек. Путы остались, но я не был скован. В какие игры они играли?

– Заходи и сделай нам всем одолжение: веди себя хорошо, маленький принц, – усмехнулся ворон и захлопнул за собой дверь.

Я ничего не понимал. Весь мой опыт пребывания в плену у тиморцев разбивался вдребезги о теплую, уютную комнату и отсутствие цепей.

Я доверял этому меньше, чем сырой камере под землей.

Мы с Гуннаром стояли плечом к плечу, не двигаясь, по меньшей мере, четыре секунды, прежде чем раздался громкий смех.

Когда я оглянулся через плечо, сердце ухнуло глубоко вниз.

– Сол.

Мой брат поднимался с края большой кровати с широкой улыбкой на лице и озорным блеском в глазах.

В пять широких шагов я пересек комнату и попал в раскинутые руки Сола. Я всегда был шире в плечах, а Сол – выше, но мои объятия, казалось, поглотили его целиком. Боги. Я зажмурился, прижимаясь лбом к его плечу.

Большая ладонь Сола поймала складки моей рубашки в кулак. Мы оба продолжали хлопать друг друга по спине, и этот звук постоянно напоминал о том, что все это реально. Он был настоящим. Не просто знакомое лицо, которое я видел на расстоянии. Здесь я не чувствовал ни капли стыда от жгучих слез. Когда я отстранился, Сол со смехом ударил себя по лицу.

– Черт возьми, Вален, – он обнял меня за шею, прижимая мои брови к своим, как это делал наш отец. – Я скучал по тебе, брат.

– Правда? Похоже, ты хорошо жил, пока мы мерзли в Раскиге.

Сол окинул взглядом большую комнату.

– Выполнял свою роль в их спектакле, скорее. Просто еще одна игра. Теперь и ты попал в золотую клетку.

Я прочистил горло и похлопал его по лицу.

Сол шмыгнул носом, и едва заметная гримаса унесла с собой все эмоции.

– И хорошо. Ума у тебя, стало быть, немного осталось, если ты понял мое послание. Хотя нет, ты идиот, и одного важного кусочка не хватает. Где Херья?

– В безопасности. С Элизой.

– Отлично. Какого черта ее здесь нет?

Я жестом указал на Гуннара, который оставался у двери, переминаясь с ноги на ногу.

– Потому что у ее сына такой же комплекс героя, как у нас с тобой.

– Сына? – Сол уставился на меня, потом снова на Гуннара. Он сделал несколько кругов по комнате, прежде чем правда ударила его прямо в лицо. Сол был тем старшим братом, который любил больше всех. Он был самым счастливым, самым добрым и, возможно, самым коварным. Но когда его семья или его хьярта оказывалась под угрозой, старший Ферус становился самым жестоким и опасным.

– Что ты знаешь о его отце? Где этот ублюдок?

– Мы найдем его.

Глаза Гуннара вспыхнули гневом, которого я раньше не видел.

– Мой отец не похож на других мужчин. Я знаю, вы, наверное, думаете, что он обидел маму, но это не так. Они любили друг друга много лет, а теперь они забрали его, – Гуннар задышал глубже, более рвано. – Все, чего он хотел, – это уберечь нас, а они… забрали его.

Сол стоял ближе к нему и осторожно положил руку на плечо мальчика.

– Кто его забрал?

Глаза Гуннара покраснели, но он изо всех сил старался выровнять голос.

– Мой отец – альвер. С востока. Они заставили его сражаться за валькирию, но он только притворялся. Он всегда говорил мне, что влюбился в маму в ту первую ночь. Она выслушала его, не убила, и несколько часов они знакомились и узнавали друг друга, хотя мама не могла говорить.

– Херья не могла говорить? – Сол посмотрел на меня. У меня не было ответов, поэтому я только пожал плечами.

– Впервые я услышал голос своей матери всего несколько месяцев назад. Что-то изменилось, мы все это почувствовали, и ее голос вернулся, – сказал Гуннар.

Сол взглянул на меня.