И под конец, устав бороться с ересью в воровских рядах, он распустил своих питомцев по малинам, сам же, собрав шайку из нескольких каторжан, объявил войну «идейным», но переломить сложившуюся ситуацию уже был не властен. Жиганы в малинах чувствовали себя своими, а на Хитровке, еще недавно являвшейся оплотом уркачей, они обосновались крепко, позанимали хаты, где уркаганы некогда слыли хозяевами, диктовали свои правила.
Возможно, Петя Кроха еще остался бы в центре Москвы, поселившись где-нибудь вблизи Сухаревой башни, где позиции уркачей оставались по-прежнему довольно сильными, если бы однажды не был уличен в избиении «идейных» паханом жиганов Кирьяном и не приговорен на жиганской сходке. И единственное, что оставалось Пете Крохе, это сворачивать куда подальше и тихо доживать свой век. Да и здесь он не был уверен, что однажды не нагрянут жиганы. И, ввалившись в дом, затянут на его шее удавку. А потому, насмотревшись кошмаров ночных, он нередко выходил на крыльцо и долго вглядывался в спящую даль, словно ждал кого-то…
«Мерседес-Бенц», пыхнув зловонным темным дымом, мягко проехал по травяной улице, и машина победно, поскрипывая рессорами, подкатила к дому Пети Крохи.
Автомобиль остановился, погрузившись передними колесами в топкую грязь. Игнат Сарычев чертыхнулся, испачкав хромовые сапоги, и, старательно обходя лужи, зашагал к дверям. Стукнув несколько раз в дверь кулаком, он прислушался. Дом казался необитаемым. Игнат грохнул еще раз. Тишина.
– А ты бы пошибче побарабанил, – неожиданно услышал он за спиной негромкий, но строгий голос, от которого по коже пробежал легкий озноб.
Сарычев обернулся и увидел в трех шагах от себя сутулую фигуру Пети Крохи.
– Неласково ты гостей встречаешь, – укорил его Сарычев, – хоть бы топор-то убрал.
Уркаган лишь невесело улыбнулся и проговорил:
– А ты глазастый, как я посмотрю, если бы чекистом не заделался, так из тебя бы хороший уркаган получился. Помнишь наш разговор… у той завалинки-то? – махнул он рукой в сторону соседней улицы.
– Не совсем, – слукавил Игнат, улыбнувшись.
– Деда я твоего знавал, вот кто настоящий уркач был! – восторженно выдохнул Петя Кроха. – Я многому у него научился. А ты в него пошел. Сметлив с детства, да и кость такая же широкая, как у него. А говорил я тебе вот что: если ко мне в ученики пойдешь, так я из тебя такого знатного скокоря сделаю, каких еще свет не видывал. А ты по другой дорожке потопал!
Спорить Игнат не стал, лишь широко улыбнулся да и неблагодарное это дело – старику перечить.
– Теперь-то уж ничего не вернешь, – развел руками Сарычев.
– А то покумекай на досуге, – ненавязчиво настаивал Петя Кроха, – благими делами заниматься никогда не поздно. – И он небрежно и одновременно очень сильно швырнул топор в ворота. Лезвие, крутанувшись, со смачным звуком расщепило косяк. Показав молодецкую удаль, Кроха довольно хмыкнул и пригласил грубовато: – Ну, чего встал, пойдем в дом. – И, не оглядываясь, затопал по лестнице на второй этаж.
Игнат Сарычев попытался выдернуть топор. Не получилось. Не потерял хватку старый уркач, и если ему придется разменивать собственную жизнь то за очень высокую монету. В детстве и юности Игнат частенько приезжал к деду в Москву. Тогда-то он и познакомился с Петей Крохой – сравнительно молодым, веселым уркаганом. Кроха пытался обучить его воровскому ремеслу, но дальше нескольких «уроков» дело не пошло: Игната уже тогда неудержимо тянуло море. Много позже, бывая в Москве, Игнат порой виделся с Петей, стараясь смотреть сквозь пальцы на его «подвиги». Во всяком случае, их дружба не раз помогала Сарычеву в оперативных разборках.
Проем дверей был низким, и Сарычев с улыбкой наблюдал за Петей Крохой, который, когда входил в комнату, чуть ли не складывался пополам.
В передней комнате, у самого окна, сидела чистенькая бабулька лет шестидесяти, в туго повязанной косынке, и быстро перебирала тонкими спицами. Взглянув на вошедшего, она едва подняла голову и вновь углубилась в работу.
– Лукерья, это ко мне, – проговорил Петя Кроха, и в голосе старого великана прозвучала неподдельная ласка.
Гляди-ка ты, какой гранью открылся старый разбойник!
Засмотревшись на старушку, Игнат крепко ткнулся лбом о притолоку, чем вызвал самое настоящее ликование у хозяйки.
Вытирая проступившую слезу, она проговорила весело:
– Мои-то сыновья точно такие же большие, и когда ко мне приходют, так непременно все лбы поразбивают.
Сарычев потер ушибленное место – что тут сделаешь, ведь не обижаться же! И уверенно затопал за Крохой.
Петя по-хозяйски сел за стол. Поднял с пола большую бутылку с самогоном, ловко выдернул промокшую бумажную пробку и, не спрашивая желания гостя, разлил напиток в жестяные кружки Что поделаешь, отказываться не принято, и Сарычев с некоторой неохотой взял кружку.
Дожидаться Петя Кроха не стал, макнул седые усы в мутную хмельную влагу и выдул питие в четыре больших глотка. Долго занюхивал хмель засаленным рукавом, сытно икая, а потом положил на хлеб кусочек сальца и закусил.