Кавалерийская зона самая дальняя, в стороне от остальных. Им добираться верхом, не устанут. Да и места надо больше. Один эскадрон учится седлать лошадей, привязывать переметные сумы и шанцевый инструмент, переезжать метров на сто и там слезать с лошади и готовиться к бою, а потом расседлывать лошадей. Это у всех получается хорошо. Лошадь для них не в диковинку. Рядом учатся скакать верхом в походной колонне, перестраиваться, разворачиваться в лаву. Следующий эскадрон рубит на скаку лозу, которую заготавливают сами на берегах реки Яузы. Скоро крестьянам не из чего будет плести корзины. Пока что хорошим результатом считается попасть, скача хлынцой, по лозине и при этом не поранить лошадь. Впрочем, лошади такие убогие, что колбасой лучше бы смотрелись. Мне пришлось съездить в Москву, чтобы купить пару более приличных для себя. Очень хороших привезут в Архангельск в следующем году. Дальше всех занимаются стрелки из пистолетов. Стволов всего сотня, даже на один эскадрон не хватает, поэтому стреляют по очереди. В следующем году мои суда привезут еще четыре тысячи, по два на каждого драгуна. Они скачут медленно к мишени, останавливаются метрах в пятнадцати от нее и палят из седла. Попадают реже, чем из фузеи со ста шагов. Зато лошадей приучают к звукам выстрелов.
— С коня невозможно попасть! — пожаловались мне вчера.
Сегодня я приехал со своим пистолетом, чтобы убедить их в обратном. Заодно решил показать, как надо рубить лозу. День солнечный, но прохладный. Воздух необычайно чист. Хорошая погода для начала осени и показательных выступлений. Приказываю солдатам крепко воткнуть в землю через равные промежутки десять лозин и установить новую мишень так, чтобы в случае попадания она свалилась. Пока выполняли мой приказ, офицеры, а за ними и солдаты из других эскадронов подъехали поближе, чтобы посмотреть. Командиру полка, конечно, не обязательно делать все лучше солдат, его задача думать, принимать верные решения и отдавать правильные приказы, но если и навыки имеет высокие, это укрепляет веру в него.
Я достаю из ножен «дамасскую» саблю, которая путешествует со мной из эпохи в эпоху. Плотно обхватываю рукоять, оплетённую кожаными ремешками. После шпаги сабля кажется слишком тяжелой, но более надежной. При хорошем замахе и резком ударе ей никакой нынешний доспех не преграда. Проверял на кирасах. Толкаю коня шпорами в бока. Он дергается, всхрапывает недовольно, но начинает движение. Разгоняю его и принимаюсь рубить лозу. Если удар нанесен правильно, верхняя ее часть падает вертикально, встревая в землю острым концом, перерубленным под углом. Там, где была одна длинная, станут рядышком две короткие. Зрители от меня справа, видно им хорошо. Я перерубаю все десять лозин. Только первую ударил слишком сильно, поэтому верхняя часть покосилась, но не упала. Поскакав еще немного, засовываю саблю в ножны и достаю пистолет. Это испытание труднее. Монголы научили меня стрелять из лука на скаку. Главное было — отпускать тетиву именно в тот момент, когда все четыре копыта оторвались от земли, лошадь как бы зависла в воздухе, нет тряски, иначе собьется прицел. У меня долго не получалось, пока не выработалось интуитивное чувство нужного момента. При стрельбе из пистолета надо еще учитывать задержку между нажатием на курок и выстрелом. Это доли секунды, но их хватит, чтобы промазать. Я ловлю мишень на прицел, делаю вдох и задерживаю дыхание, а когда наработанная многочисленными тренировками интуиция щелкает в мозгу, нажимаю на курок. Грохочетвыстрел, вылетает облачко черного дыма. Я ловлю ноздрями резкий и приятный запах пороховой гари и выдыхаю вдогонку облачку. Словно именно этого дуновения не хватало, мишень падает под восторженные возгласы зрителей. Я прячу пистолет в кобуру. Офицерам и солдатам не надо знать, что ствол нарезной, а не гладкоствольный, как у их пистолетов. Пусть стремятся к недостижимому. Глядишь, научатся из своих попадать хотя бы с остановившейся лошади.
Я хлынцой возвращаюсь к месту старта и вижу среди зрителей царя Петра Первого, который смотрит на меня подобревшим взглядом. Наверное, не из-за рубки лозы и стрельбы из пистолета, а потому, что проехал вслед за мной по всем зонам и убедился, что обучение идет полным ходом. Он на крупном вороном жеребце, но ноги в черных ботфортах с позолоченными шпорами все равно почти у земли. Если бы не ботфорты, одет, как голландский плотник.
— Видели, как во французской армии рубят и стреляют?! — восхищенно произносит царь.
— Во французской армии мало кто так сумеет, — возражаю я. — Этому мой дед научился у запорожских казаков, а потом передал сыну, моему отцу, а тот — мне. Наш солдат получше будет во всех отношениях. Европейцы берут хорошей организацией и дисциплиной, но этому я научу.
Петру Первому мои слова почему-то не понравились. Умею я комплиментом плюнуть в душу.
— Видел, организовал ты дело хорошо, — пробурчал он. — В конце осени пойду в поход. К тому времени будь готов присоединиться со своим полком.