Корсар

— К концу осени не успею, — оказываюсь я. — Полк будет готов после Пасхи, не раньше.

Мне как-то не тарахтит переться зимой воевать. Обленился в европейских армиях.

— А ты постарайся! — недовольно бросил Петр Первый.

Видать, не привык, чтобы ему возражали. Но я к нему на службу не просился, пусть терпит.

— Как прикажешь! Хочешь в конце осени — поведу в конце осени, — сказал я и предупредил: — Если тебе нужно быстро и еще одна Нарва, дело твое.

— Черт с тобой! Учи, сколько надо! — сердито бросил царь и начал резко разворачивать коня.

— Если заедешь ко мне, угощу хорошим испанским вином, — спокойно, словно не замечаю его раздражения, произношу я.

Мои слова и тон рвут его шаблоны. Он смотрит на меня так, будто пытается угадать, не скрытая ли это издевка? Немного выпуклые глаза его кажутся черными от недобрых мыслей. Я смотрю в них спокойно и без страха. Краем глаза замечаю, как в недоброй ухмылке кривятся губы Александра Меньшикова. Этот холуй знает норов своего господина, только не до донышка. На вспышке гнева Петр Первый убил бы меня, но пистолета под рукой нет, и шпагой не достанет, а через несколько секунд здравомыслие возьмет вверх, потому что я пока нужен ему.

Я как бы слышу, как, беззвучно хрустнув, что-то ломается внутри царя — и напряг спадает. Может быть, решил отложить расправу до тех времен, когда я стану не нужен.

— Заеду, — тихо говорит он.

Я равняюсь с ним и, отставая на полкорпуса, скачу к моему дому. В светелку вместе с царем заходят фаворит Меньшиков и два лейтенанта в мундирах Преображенского полка. Офицеры становятся по обе стороны двери, а Петр Первый со своим холуем садятся за стол. Кике, не дожидаясь моих распоряжений, быстро ставит перед нами серебряный кувшин с мальвазией и кубки, наливает в них, начиная с поставленного перед царем. Мой слуга уже знает Петра Первого в лицо. Как и положено простолюдину, боготворит венценосцев, поэтому из-за чрезмерного усердия немного переливает, после чего вытирает стол рукавом и начинает лихорадочно извиняться на испанском языке.

— Слуга не в пример хозяину! — как бы шутливо произносит царь.

— Я не силен в придворном словоблудии и интригах. Уверен, что подхалимов у тебя и без меня хватает. Я говорю, что думаю, а каждый понимает мои слова, как пожелает: хочешь услышать обиду — услышишь горькую обиду, а хочешь правду — услышишь горькую правду, — произношу я в оправдание. — Мне нет смысла вредить тебе и России. Я себя считаю таким же русским, как ты, тем более, что мы в далеком родстве. Я — Рюрикович из Ольговичей. Мои предки были князьями Путивльскими, при татарах сидели на Киевском столе, а при литовцах остались без уделов, превратились в детей боярских, — сообщаю я, не делая акцент на том, что Романовы — не Рюриковичи, а потомки галицкого боярина, то есть, по понятиям двадцать первого века — бандеровцы и заклятые враги России, царскому роду всего лишь родственники по женской линии, и что, если бы я был тем, за кого себя выдаю, имел бы больше прав на российский престол. — Раз уж судьба свела нас, помогу, чем смогу. Вроде бы ни разу пока не подводил тебя.

— По твоим чертежам, немного укоротив и уменьшив осадку, линейный корабль четвертого ранга, пятидесятивосьмипушечный, построил в Воронеже, назвал «Божьим предвидением». Еще два такие же другие мастера корабельные строят. Когда придет время, пойдут с турками воевать. Сейчас как раз еду оттуда, — примирительно произносит Петр Первый и, подняв бокал с вином, предлагает: — Выпьем за мой флот!

Выпивает залпом, кривится от удовольствия и говорит восхищенно:

— Какое хорошее вино! Привези мне несколько бочек.

— В конце лета будут, — обещаю я и не удерживаюсь от совета: — Строить корабли надо на Свири или Онежском озере. Потом спуститься на них в Ладожское озеро, а из него — по реке Неве в Балтийское море.

— Откуда ты знаешь? — опять насторожившись, спрашивает царь.

— Смотрел карты голландские. Ихние купцы уже эти места разведали, — отвечаю я. — Только у истока Невы из ладожского озера стоит на острове одна крепость свейская, а в устье — вторая. Надо бы их захватить — и выход в море открыт. Построить рядом со второй крепостью в устье Невы порт — и пойдут грузы в Россию по короткому пути, и навигация будет длиться дольше, чем в Архангельске, за год раз пять можно будет смотаться.

— Ишь ты, прям все мои планы угадываешь! — уже без настороженности восклицает Петр Первый.

Трудно не угадать! У меня по истории оценка «отлично» была. Даже по истории КПСС, которой могли бы позавидовать мифы Древней Греции.

Мы выпиваем за успешную реализацию его планов, после чего царь со свитой уезжает в Москву. Я провожаю их до околицы села, где тепло прощаемся. Судя по смягчившемуся взгляду Александра Меньшикова, который флюгер по жизни, мне разрешили еще пожить, несмотря на мой вредный характер.