Кощеева невеста

— Мне это знание ни к чему. Али думаешь, я отца погубить собираюсь? — Лис шагнул ближе, чтобы лучше слышать сестру.

Та подмигнула.

— Конечно, собираешься. Сам же сказал: все мы подлецы, Кощеево семя. Ежели я об этом подумывала, то и тебя не минула такая мыслишка. Али я не права?

— Я не стану отвечать, не надейся.

Искушение было велико, но Лис больше не верил ни единому слову Доброгневы. А ну как признаешься, а кощейки услышат: оправдывайся потом…

— Не бойся, не собираюсь я тебя губить. Наоборот, предлагаю вместе супротив отца пойти. Всему миру большое одолжение сделаем. Между прочим, чтобы до его сердца добраться, как раз нужны парень и девица. Чары на ларце твердокаменные наложены, но даже если какой-нибудь чародей их снимет, всё равно о грани порежется. Мечом его надо рубить — и непременно женской рукой. А заяц не сбежит, коли девица запоёт. Но рубить надо так, чтобы ларец расколоть, а зайца не задеть — иначе он песен слушать не станет. Так что, рассказать тебе дальше про утицу?

Лис сделал ещё шаг, чихнул (сестра так и не перестала использовать можжевеловое масло для волос), но теперь уже смотрел в оба: мало ли что Доброгнева выкинет? Как оказалось, не зря беспокоился. Та вдруг взмахнула рукавом и метнула кинжал. Но Лис успел мгновением раньше перекинуть свою жизненную силу — смешно сказать — в левый сапог. Клинок вонзился ему в грудь: Доброгнева не мелочилась, метила прямо в сердце. Тут уж Лис не отказал себе в маленьком удовольствии: рисуясь, выдернул кинжал и расхохотался так, что спугнул небольшую стайку летучих мышей — самых обычных, не упырей.

— Плохой выбор, сестрица. Уж лучше бы ты про утицу рассказала.

— Успел-таки отцовой мудрости научиться, — она вздохнула. — Что ж, поделом мне, что сама струсила, когда предлагали. Не захотела бревном бесчувственным становиться. Но ведь и ты не стал. Не веет от тебя льдом и холодом, как от бати нашего. Может, раскроешь тайну, как схитрил, а? Всё одно мне помирать…

— Про утицу скажи, тогда, может, и раскрою, — Лис вытер кинжал о штаны и заткнул за пояс.

— А быструю смерть даруешь? — не растерялась Доброгнева. — А то не хочется что-то к палачам в руки.

— Только если до конца расскажешь всё, что знаешь. А то кто знает, может, там, помимо утицы, и другие хитрости есть?

— Ну разумеется, есть, — улыбка сестры была хищная, лисья. Всё-таки как ни крути, а было у них что-то общее. Ликом оба в матерей пошли, но какие-то отцовы черты нет-нет да проглядывали. — Только сперва поклянись мне жизнью Василисы, что не отдашь меня палачам.

— Её жизнью я ни в чём клясться не буду! — взвился Лис. — Ишь чего удумала! Это тебе не игрушки.

— Вся наша жизнь — игра, дорогой братец. Странно, что ты до сих пор этого не понял, — она пожала плечами. — Что ж, тогда с этого момента я — молчок. Пусть заплечных дел мастера дознаются, если смогут.

В наступившей тишине было слышно только, как где-то неподалёку капает в каменную чашу вода.

— Хочешь, своею поклянусь? — не удержавшись, выдохнул Лис.

— Той, что у тебя в сапоге? — усмехнулась Доброгнева. — Можешь не таращиться на меня так, я всё вижу, чай не слепая. Думаешь, мне самой не приходило в голову отцово заклятие доработать? И так пыталась, и этак — а ничего не вышло. Может, ты и впрямь чародей получше меня. А может, просто повезло: углядел что-то, потянул за ниточку, и весь клубочек распустился. Что молчишь? Вот тебе ещё один повод убить меня быстро: я твою тайну знаю. А ну как сболтну кому?

— Что ж ты так помереть-то хочешь? — Лис сжал кулаки.

Признаться, он до конца не понимал, какую игру затеяла Доброгнева: плести интриги она была мастерица. Оно и понятно — в таком гадючнике выросла. Лису по сравнению с ней, считай, повезло. Он боялся, что сестре хватит ума переиграть его и выйти сухой из воды.

— Я не хочу умирать, — улыбнулась она. — Да только есть ли у меня выбор? А между мучительной смертью и быстрой я, пожалуй, выберу последнюю.

— Ладно, — Лис обречённо махнул рукой. — Рассказываешь про утку и прочее, а я тебя не отдам палачам, сам спою колыбельную, от которой не просыпаются. Мамой клянусь, что не нарушу слово.

— Тогда слушай: для утицы парень должен селезнем покрякать, чтобы та сразу не улетела. А как заинтересуется, начнёт головой вертеть, тут надобно сразу рассыпать по земле алмазные да рубиновые семечки — другой пищи она не признаёт. Начнёт клевать — всё, смело можно рубить и доставать сердце. А дальше уже проще простого: двое должны растопить его теплом ладоней и дыханием. И, что бы ни случилось, рук размыкать нельзя. Вот и вся тайна. Не так уж и сложно, согласись?

Лис кивнул. И впрямь выходила невелика премудрость.

— А почём мне знать, вдруг ты всё врёшь? — он подозрительно прищурился.

— Зачем бы мне? — Доброгнева пожала плечами. — Я сама думала отца извести, подельника искала. Почуяла в тебе такое же желание — так давай, доведи дело до конца, пусть даже и без меня. Хватит ему несчастных девиц супротив их воли таскать да невинных на смерть посылать. Думаешь, моя мать хотела такой участи?

— А я думал, ты любишь отца…