Кощеева невеста

Лис втянул носом воздух, будто надеялся почуять ложь.

— Любила. Теперь ненавижу, — Доброгнева сверкнула чёрными глазищами. — Скажи ему мать правду — меня убили бы ещё в тот день, когда я появилась на свет. Все говорят, лгать — плохо. Но благодаря лжи мне довелось узнать вкус жизни, хоть немного попробовать, каково это — жить в довольстве и неге. Не так, как мне хотелось бы, но всё же лучше, чем ничего. Мне, знаешь ли, мечталось о красивых платьях и украшениях, как у мамы. Что ж, одно у меня теперь есть…

Она с горькой улыбкой тронула ожерелье, висевшее на шее, и добавила:

— Первый подарок, который мне действительно понравился. И последний… так глупо, да?

Лис вздохнул. Да, тут не поспоришь… Он тоже чувствовал некоторую досаду, но не жалость. Сколько раз сестра пыталась его убить? Даже за сегодня уже дважды. А за всю жизнь — и не сосчитаешь.

— Время ложиться спать, — напомнил он.

Доброгнева указала на свои ноги:

— Не могу, ты заставил их прилипнуть к земле.

— А ты всё ещё желаешь мне зла? — удивился Лис, и сестра усмехнулась:

— О, да! Всегда!

— Ладно, — он пожал плечами.

В конце концов, какая разница, засыпать вечным сном стоя, сидя или лёжа?

И Лис запел, как обычно, подбирая слова на ходу. Его чистый голос отражался эхом от стен. Казалось, даже камни заслушались:

«Говорю — и слова мои нынче закон: засыпай, засыпай, мёртвым будет твой сон. Пусть сгустится туман тёплый, как молоко, — на вечерней заре умирают легко».

Доброгнева зевнула, её взгляд затуманился, она пошатнулась и… осталась стоять. Лишь ожерелье на шее блеснуло, словно его на миг осветило солнце. Но ведь в подземелье неоткуда было взяться закатному свету?

Лис сперва замер в нерешительности, затем продолжил петь — но всё впустую: Доброгнева даже зевать перестала.

— Хм, а отцовский-то подарочек непрост оказался, — в её голосе звучало неподдельное удивление. — Гляди-ка, защищает. Похоже, не только моему колдовству препятствует — вон какое тёплое стало. Стало быть, не пришла ещё моя пора помирать, а? Как думаешь, братик?

Лис, упрямо поджав губы, потянулся за кинжалом. Он совсем не хотел крови. Пришлось несколько раз повторить себе, что Доброгнева слишком много знает и ни за что не оставит его в покое. Ежели и сейчас оставить её в живых, самому потом придётся ох как несладко.

— Да решай ты уже хоть что-нибудь! — рявкнула сестра, и в этот самый миг из-за угла тихой кошачьей походкой выскользнул дядька Ешэ.

— Что это тут у нас происходит? — прогудел он гулким басом. — Никак опять воюете?

— Нет, просто беседуем, — Лис спрятал кинжал за спину.

— А вот это тогда зачем? — проницательный советник указал под ноги Доброгневе. Ишь ты, углядел заклятие.

— Для создания уютной семейной обстановки, — буркнул Лис.

Ешэ прожигал его взглядом, выдерживать который было нелегко, но всё же не сложнее, чем взгляд отца. Советник, поняв, что больше ничего не добьётся от брата, повернулся к сестре:

— Ну?

— Истинно так, — Доброгнева расплылась в чарующей улыбке, словно позабыв о том, что её колдовская притягательность больше не действует. — Впрочем, мы уже заканчивали. Я могу вернуться к своим обязанностям, господин?

— Уж сделай одолжение, — проворчал Ешэ. — И зарубите оба себе на носу: вражда в семье всегда выходит боком.

— Не всякое зло можно забыть, — упрямо возразил Лис.

Он не ожидал, что Доброгнева вдруг вышагнет из круга ему навстречу.

— Не можешь забыть — прости — кажется, так говорят в Дивьем царстве? — Она наклонилась к нему и прошептала на ухо: — Да, я больше не желаю тебе зла, поэтому смогла выйти. Главное, не забудь, что я тебе рассказала сегодня. И о данном мне слове помни. Тогда я сохраню и твои тайны.

Она забрала из рук Лиса свой кинжал, подняла плётку и, поклонившись присутствующим, ушла прочь. Вскоре даже звук её шагов стих. А дядька Ешэ, покачав головой, буркнул:

— Иди уже. Нечего тебе тут делать.

Пришлось Лису убираться восвояси.

Он вышел на свет, когда в небе догорали последние сполохи заката, и хотел было направиться к себе, чтобы хорошенько поразмыслить о случившемся, но вместо своей привычной комнаты обнаружил лишь голые стены. Два злыдня, кряхтя и охая, тащили вниз по лестнице тяжёлый сундук.

— Эй! Куда?! А ну стоять! — Лис перегородил им дорогу, но в ответ получил лишь глупый бубнёж, мол, Кощей велел наследнику переезжать.

Пришлось разворачиваться и тащиться в бывшие палаты Доброгневы. Слуги постарались, чтобы о прежнем хозяине тут ничего не напоминало, но в воздухе всё равно витал запах ненавистного можжевелового масла. Лис первым делом переоделся в чистую рубаху, а потом распахнул окна пошире и сам вышел на веранду. Нет, делайте с ним что хотите, а здесь он спать не будет. Лучше уж прикорнуть в саду под кустом.

Он перемахнул через невысокую балюстраду и спрыгнул в заросли лебеды пополам с крапивой.

— Так и знала, что ты не захочешь там ночевать, — усмехнулась темнота, и Лис узнал голос Маржаны. Саму мару видно не было — хорошо же они умеют прятаться.

— Чего пришла? — буркнул он.