Кошки-мышки

– Что со мной не так, Элеанор? Ты ведь когда-то меня принимала. Чем же я теперь стал нехорош?

Разумеется, было время, когда я его принимала. Он был единственным моим другом, единственным компаньоном, эрзац-возлюбленным для одинокой юной девушки, которая проводила дни в роскошном гостиничном номере – без общения со сверстниками, без каких-либо учебных занятий, которые могли бы скрасить ее существование. Всего-то и было у меня развлечений – книги из библиотеки на Мэдисон-авеню, кино и Эд Манн, который водил меня ужинать в рестораны, как большую. Пусть непривлекательный, зато взрослый, настоящий поклонник, он присылал мне французские шоколадные конфеты с засахаренными фиалками в красивых коробочках.

– Я всегда был добр к тебе. Почему ты отвергла меня?

– Смотри, Эд…

– «Смотри», опять «смотри»! Неужели других глаголов нет? Ты хочешь, чтобы я на что-то посмотрел глазами или чтобы тебя выслушал? Известное дело, откуда ты этого набралась. От Анселла, конечно. Ты же с ним встречаешься, он теперь твой…

Я соскользнула с дивана и с прямой спиной прошествовала к двери. Взявшись за ручку и вскинув подбородок, я холодно сказала:

– Я прошу тебя уйти.

– Элеанор, девочка моя. – Манн хотел придать голосу нежность, но прозвучало это странно. – Почему я тебе не нравлюсь? Что в нем есть такого, чего нет во мне? Кто он вообще такой? Жалкий коротышка, он бы и работы этой не получил, если бы…

– Уходи!

– Я всегда был от тебя без ума! – захныкал он тонким голосом. – С первого дня, когда увидел! Ты была такая хорошенькая, просто сказка. В красном плаще с капюшоном – как Красная Шапочка. Я сразу понял, что мне нужна только ты, я стал работать над собой, решил сделаться тебя достойным. Я смотрел на тебя, как на принцессу…

После всего, что я узнала о нем сегодня, было смешно и отвратительно слушать из его уст детское нытье про сказки и принцесс. В нашем доме в Грейт-Неке Эд появился в качестве секретаря, и это был не человек, а тощий белый червь. Он раболепствовал и вжимался в стену всякий раз, когда мимо проходил кто-то из нашей семьи. Когда он садился с нами ужинать, то почти ничего не ел – держал приборы трясущимися руками, откусывал маленькие кусочки и все время вытирал рот салфеткой. Отец осыпал его насмешками, повышал на него голос и отдавал приказы с царственным пренебрежением. Он не считал нужным расточать обаяние на секретаря-мужчину, ведь Эд оставался верным и преданным вне зависимости от того, как с ним обращаются.

– Мы с тобой отличная пара. – Эд униженно заглядывал мне в глаза. – Достойные наследники. Кому, как не нам, продолжить дело Нобла Барклая? Близнецы будут к этому готовы лет через восемнадцать-двадцать. К тому же мадам их так балует… они скорее захотят играть в поло, чем пойти в бизнес. А если и соберутся, все уже будет под нашим контролем.

Я расхохоталась над его притворной добродетелью и совершенно прозрачными мотивами.

– Знаешь, тебе бы пойти на курсы романтических ухаживаний. Красная Шапочка – это одно, а бизнес Нобла Барклая – другое. Принцесса, значит? А ты – удачливый простолюдин, с которым она вступит в морганатический брак? Если бы у тебя был хоть грамм ума в том месте, каким ты придумываешь свои грязные схемы, о папином деле ты бы помалкивал.

– Чем Анселл лучше меня? Почему ты его привечаешь? Ты же всегда была такая холодная. Не разрешала даже за руку себя подержать, а ему позволила на всю ночь остаться…

– Подлец, ты за мной шпионил!

Он засмеялся, но смех вышел неестественным и нарочитым. Манн явно ждал, что я заплачу, начну умолять его не говорить отцу.

– Вот я тебя и поймал! – воскликнул он и действительно схватил меня, прижал к груди тонкими и крепкими, как канаты, руками.

Мне хотелось ударить его, расцарапать ему лицо, но все мои попытки высвободиться оставались тщетны. Я была как зверек, попавший в силки.

– Ты отвратителен! Не трогай меня! Даже когда я считалась твоей невестой, когда была молода, глупа и не знала, что делаю, я стыдилась надеть твое кольцо и никому не говорила об этой помолвке!

Манн задрожал от ярости. На бледных щеках вспыхнул слабый девичий румянец, глаза расширились. Его обида была мне приятна; она наполнила меня жестокой энергией, и я начала выкрикивать в исступлении:

– Ты вульгарен! Ты вульгарный, пошлый, омерзительный тип, все смеются над тобой, никто не воспринимает тебя всерьез! Все шарахаются от тебя, как от прокаженного! И все эти лосьоны, одеколоны и полоскания для рта, которыми ты заливаешься, ни капли не маскируют исходящую от тебя вонь!

– Значит, я вульгарен? Я тебе мерзок?

Его губы искривились в гримасе, выражавшей не то боль, не то извращенный восторг. Он сунул руку в карман, и я испугалась, что у него там пистолет. Но он достал рукопись. Сложенные пополам желтоватые листы, такие у нас в офисе используются для черновиков. Между заглавием и первым предложением было шесть пустых строк, все как принято в нашей редакции. Я с изумлением прочла заголовок: «Краткое жизнеописание Гомера Пека».