Кошки-мышки

Чем больше Пек изучал всех этих людей, тем сильнее проникался к ним симпатией. От былого снобизма не осталось и следа. Он с интересом отмечал их предрассудки по поводу своих болезней, задавал вопросы и получал шокирующие ответы о родителях, женах, мужьях, начальниках и сексуальных партнерах. Результаты своих изысканий он аккуратно записывал. Будь его намерения благородны, он мог бы внести серьезный вклад в изучение природы неврозов. Но Пек был не медик, он был рекламщик и не менее адептов Уоррена Дж. Вильсона испытывал тягу к большим деньгам. Именно в таком духе он и начал писать свою книгу.

«В какой-то мере, – писал он в Гринвич-Виллидж, – она объединит в себе достоинства инструкции к «Либерте» с динамикой уроков Вильсона, однако появится и кое-что новое: страждущим будет предложено отыскать корни своих недугов в глубинах собственной памяти. По сути, выйдет исповедь в форме дружеской беседы, только без каталога грехов и соответствующих им казней. Я назову книгу «Признание и внушение». В ней будет мантра, которую пациенты – или последователи – должны повторять для достижения эффекта самогипноза. Пока не знаю, сколько им назначить повторений – десять или двадцать. По-хорошему, надо бы выбрать какую-то мистически значимую цифру. Повторение мантры станет первым шагом. Второй будет интереснее – я намерен скрестить самовнушение с психоанализом. Пациент ложится на кушетку, гипнотизирует себя мантрой, закрывает глаза и начинает вслух говорить все, что приходит ему в голову, – без стыда, без стеснения, стараясь найти корень гнетущей его вины. Неважно, обнаружит ли он этот корень на самом деле – скорее всего, нет. Лишь бы он внушил себе, что исцелен. Вера – это магический амулет, волшебный камень, мерило всего. Вот только не решил, какой псевдоним себе взять. Кто пойдет за мессией по имени Гомер Пек? Есть у тебя предложения? Автор должен сохранять инкогнито, никто не должен знать, что себя он исцелить не смог».

В декабре тысяча девятьсот двадцать третьего книга была закончена. Первой ее прочла девушка в Гринвич-Виллидж. Прочла и не поверила, что кто-то воспримет эту чушь всерьез. Все же перечить смертельно больному она не могла. Она послала рукопись в три издательства – и все три ее немедленно отвергли. Знакомая дама, литературный агент, отказалась даже пачкать руки о подобную дрянь.

Пока девушка грызла ногти и кончик карандаша, придумывая, как бы помягче сообщить печальные вести, Гомер Пек прислал телеграмму примерно следующего содержания:

«ХОРОШАЯ НОВОСТЬ ТЧК В АРИЗОНЕ СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО ТЧК МЕТОД РАБОТАЕТ ТЧК СООБЩИ ИЗДАТЕЛЯМ ЧТО Я ТРЕБУЮ НЕ МЕНЬШЕ ПЯТНАДЦАТИ ПРОЦЕНТОВ ТЧК ПОЧЕМУ НЕ ПИШЕШЬ ТЧК СКОРО РАЗБОГАТЕЕМ ЛЮБОВЬ МОЯ ТЧК ГОМЕР»

Девушка решила, что он сам пал жертвой своего воображения – внушил себе, что исцелился. У нее не хватило духу ответить на это восторженное послание правдой – что ни один уважающий себя издатель не пожелал мараться о его творение. В ее жизни появился человек, который хотел жениться на ней и увезти в Париж. Двенадцать часов спустя она вышла замуж, спустя еще шесть – отправилась через океан.

На следующее утро в ее покинутое обиталище пришла квартирная хозяйка и обнаружила в камине горку черного пепла. Это было все, что осталось от мечты Гомера Пека – книги, которая могла бы сделать его новым мессией.

2

Девушка жестоко ошиблась, понадеявшись, что такой прожженный материалист, как Пек, может поправить здоровье самовнушением. Книга, призванная исцелить страждущих, отобрала у своего автора последние силы. Он горел в лихорадке и беспрестанно кашлял, от чего легкие у него превратились в один сплошной шрам.

Это ничуть не пошатнуло его веру в собственный метод. Его силы угасали, возлюбленная его покинула, от нью-йоркских издателей не пришло ни слова – но Гомер Пек узрел чудо.

В санаторий поступил двадцатисемилетний алкоголик, который твердо вознамерился постоянными возлияниями отправить себя на тот свет. Этот молодой человек обладал неотразимым обаянием – при желании он мог бы ввести в грех святого Антония и вернуть Люцифера в лоно Господа. Неумеренной тягой к спиртному он разбил сердце своей бедной матушке и поверг молодую жену в такое отчаяние, что она покончила с собой, выпив бутыль йодной настойки.

Звали его Нобл Барклай.