Кошки-мышки

Тут мисс Майердорф следовало поверить на слово, потому что ее брат слыл известным масоном в городе Мансфилд, штат Огайо. У мисс Майердорф была застарелая бессонница. «Ни пилюли, ни микстуры от всемирно известных эскулапов, ни тишина пустыни не принесли мне благословения сна. Но в ту ночь, несмотря на свист паровозного гудка, стук колес и тряску, я спала как младенец». По словам мисс Майердорф, в поезде также была некая больная астмой. «Ее дыхание стало ровным, пропал жуткий сипящий звук, и с тех пор она сильная, здоровая женщина». (Полный текст письма мисс Майердорф приведен в брошюре «Сундук сокровищ. Откровения исцеленных Ноблом Барклаем». Личность упомянутой женщины с астмой установить не удалось.)

Особенно речь Барклая впечатлила вдову, миссис Горацио Бич из Канзас-Сити. Она умоляла молодого человека погостить у нее несколько дней, чтобы помочь ей избавиться от ишиаса. Немного поразмыслив, Барклай решил, что от нескольких дней задержки Пеку не будет никакой беды, тогда как поддержка богатой новообращенной может очень пригодиться в будущем. К тому же у вдовы была впечатлительная дочь, имя которой звучало как название курорта – Розетта Бич.

Семейство Бич обитало в настоящем замке, вокруг которого был разбит сад с литыми оленями и мраморными богинями, щедро расставленными среди аккуратно подстриженных живых изгородей. В доме повсюду было красное, черное и тиковое дерево, серебро и слоновая кость. Стоя перед антикварной китайской ширмой, расшитой буддийскими символами, Нобл рассказывал избранной аудитории о Гомере Пеке, о его книге, которая потрясет мир, о собственных страданиях и ошибках, о горе своей бедной матушки и смерти молодой жены, о своих отношениях с женщинами, пьянстве и деградации – и, наконец, о духовном перерождении. Откровенность, с какой он обо всем этом говорил, так потрясла подруг миссис Бич, что многие из них стали выпрашивать консультацию с глазу на глаз. Справедливости ради надо отметить, что намерения Барклая были чисто терапевтические и он не виноват, что его слова действовали на некоторых «как афродизиак – у них буквально дыхание перехватывало» («Моя жизнь – правда», глава «Введение», стр. 38).

Немного освоившись и попривыкнув выступать перед публикой, Барклай заметил, что женщины равнодушно слушают его рассказ о Пеке и приходят в необычайное оживление, когда он начинает делиться своей историей. Вполне естественно, что он понемногу урезал благодарности автору философии до минимума и сосредоточился на том, что аудитории действительно интересно.

Это не укрылось от Розетты Бич, и однажды, разозлившись, она упрекнула Барклая. В тот вечер он консультировал лучшую подругу Розетты, невротичную, но довольно красивую дебютантку. «Вы совсем выбросили мистера Пека из картины, – попеняла ему Розетта. – Теперь вы говорите так, будто излияние правды – ваше собственное изобретение». Обвинение заставило Барклая в ужасе отшатнуться. «Вы меня неправильно поняли!» – «Теперь вы вовсе перестали о нем упоминать». – «Я не забыл и никогда не забуду о долге перед моим благодетелем!»

Несколько дней спустя Барклай решил, что загостился в Канзас-Сити. Однако он не считал это время потерянным зря. Опыт практического применения теории выявил ряд ее слабых мест. «Неудивительно, что книгу не опубликовали, – она недоработана, – делился он с бедной виноватой Розеттой, когда та везла его на вокзал. – Мне стоит еще немного поездить с лекциями, провести несколько экспериментов и тогда уже обращаться к издателям».

«Это, – добавил он от всего сердца, – будет моей скромной благодарностью Гомеру».

4

Через два года бывшая секретарша Барклая развелась и вернулась в Нью-Йорк. Она написала Гомеру покаянное письмо, прося прощения за то, что малодушно утаила от него реакцию издателей. Но письмо вернулось. На конверте чернейшими из чернил было выведено: «Покинул нас».

Возможно, Барклай также писал Пеку в санаторий и получил свое письмо назад с этой похоронной надписью. Вероятно, он думал, что Пек скончался. Вполне можно предположить, что именно это и побудило Барклая подписать книгу своим именем. По крайней мере, сам Пек подумал именно так.

О том, что книга все-таки вышла, он узнал больше чем через год, когда она успела разойтись тиражом в семьсот пятьдесят тысяч экземпляров. Пек ничего о ней не слышал, потому что полностью удалился от мира. Разочаровавшись в возлюбленной, не получив никаких вестей от Барклая, он решил уехать еще дальше в глушь. Врачи были только рады избавиться от пациента, который словом исцелял неизлечимых, лишая санаторий золотой жилы. Вероятно, шуточки с адресованной ему корреспонденцией были их местью; впрочем, учитывая общую безалаберность, царившую в этом заведении, надпись на конвертах могла быть сделана и по ошибке.