Кот-Скиталец

Большинство Живущих приходит откуда-то из города, сменяет друг друга при мне и своих слабых сородичах. Я покупаю им всем рыбу, охвостье и мясные обрезки, грустя о патентованных кошачье-собачьих кормах: Багир и то лишь нюхнуть успел этой благости. Вообще же не напасешься денег варить и кормить, однако же крутиться приходится – у меня не Гринпис и не богадельня, а смотры личной гвардии, круг боевых единомышленников.

Круг. Тут я по аналогии выхожу на БД. Теперь я так и буду гадать – ушел он в Лес, укрылся ли где-нибудь тут, в Андрии? Не его дело быть активистом, да еще в таком двусмысленном предприятии. Нет, Эрмину бы стоило как-то предупредить, хотя если она моей породы – тоже глаза перед сыном выдадут. Чует сердце: если она такова, как думаю, то и без того поймет и будет на нашей стороне. И вообще, запустили они мне щекотку под черепную коробку. Снова уходить надо, свербит в мозгу, кхонды чувствуют неладное за неделю вперед, а до коронации уж не полмесяца, поменьше недели. Это, как его, помазывание миром похоже на наше средневековое. И вот что приходит мне в голову: для целей Мартина требуется именно законно короноваться, по всем правилам, миропомазанным, присягнуть Эрбису. Иначе он для всех номинальный, гражданский владыка, и его бунт против страны Нэсин – бунт человека. Он же хочет поднять себя как символ Андрии. Меч и знамя, говорил брат Мартина. Мартин Флориан Первый хочет идти против сюзерена, которого сам же и поставил над собой! Снова парадокс. И моя Серена – какая хитрая карта в этой его игре? Затравка или приманка? Нет, я должна снова показаться наружу, как бы ни просили меня не вмешиваться. Хотя разве просили? Только слово моё и было им нужно. Нет, пора камню катиться дальше, потому что во веки веков нет для меня дома там, где мне хорошо.

Запись двадцать вторая

Уже первый твой шаг меняет вселенную, так что второй происходит уже в новом мире.

Я объяснила котам и кошкам ситуацию и прибавила, что хотела бы предостеречь их от имени моего кхондского верхового и верховного чутья. По моим и Данилевым следам уж точно явятся гости, а с чем эти гости придут – непонятно. Вряд ли с очень добрым.

– В доме, где нет ни дверей, ни окон, нас не страшит ничто, – сказал их старшина, пожилой манкатт по имени Миорр. – Уйдем.

– А малые дети, они как – гроздьями на бегущих мамах повиснут, как опоссумы, или самоходом пойдут? – спросила я риторически.

Потому что в каждом углу нынче пищало по котенку – манкаттские женщины и зачинают, и рожают волной.

Миорр пообещал эвакуировать лишний народ и для того пригнать крепких мужчин. На том расстались.

…Всё во мне звенело от напряжения и готово было лопнуть. Такое, случается, находит на меня, когда я знаю о приближении События: и это сообщало моим движениям ту судорожность и суетливость, за которую меня ругала еще рутенская «Серена». Я вынула из тайника остаток общинных денег, свернула трубкой и запихнула в лифчик. Фигура у меня хотя и далека от цветущего эталона античности, но до сих пор хоть куда, не одна двуногая молодуха позавидует. Поэтому переход к стилю простого трудового населения дался мне легко: надела тонкую черную шерстяную юбку с крупным желто-оранжевым узором, похожим на павлово-посадский (капуста в орденских лентах), и желтое же пренаглое бюстье из трикотажных ремешков, похожее не двойной намордник. Из юбочного запаха, который доходил до пояса, виднелись гладкие, телесного цвета панталончики (самый писк), а тощие плечи для-ради тепла укрылись за черной кружевной косынкой. По моему расчету, ни одному вору или соглядатаю не попритчится, что из эдакого верха или низа можно сделать переносной сейф. И денег жалко, и терпеть не могу, когда общупывают и обыскивают! На физиономии моей красовались огромные теневые очки, выгоревшие волосы и так были острижены до предела – мы с Бэсом боялись вшей, – а к тому же я с ног до головы натерлась здешним эквивалентом незрелого грецкого ореха. Для типичного андрского загара он выглядел грязновато, но расчет был на то, что этот сок широко использовался горожанками в качестве лечебной косметики. Вот обувь слегка подкачала: неснашиваемые «кошачьи лапы» или, как тут их называют, «коты», еще лесных времен. Здешнее население попирало тротуар сандалиями на высокой прорезной платформе; стоило это хорошую кучу монет и оттого показалось мне нецелесообразным.

У моей ноги бежал бассет, слегка подгримированный под дворнягу, а в руках я несла глубокую корзинку с крышкой. Там была книга. Оставить ее у меня не хватило духу, нечто подсказывало мне, что это подарок кого-то из моих знакомых Странников. Я даже догадывалась, кого: маргинальные изречения короля-монаха были на слуху как у плебеев, так и у аристо, наподобие народной мудрости или анекдотов про Ходжу Насреддина.