День зачинался ясный, никакой вялой мороси не предвиделось. Путь наш пролегал по районам, куда я производила лишь редкие и краткие вылазки: латексная мостовая была потерта, деревья на тротуаре неухожены и растрепаны, но куда милее, чем в деловой части столицы. Детишки, рассеянные по скверикам и газонам, щедро удобряли их. Из задней части одного андрееныша вылезла нерасторопная белая глиста, но тут же убралась назад. Он обтерся травой, натянул штаники; поймав мой взгляд, сделал ручкой и убежал, унося с собой образчик своей кишечной фауны. Жизнерадостная толстуха поистине квадратного сечения шла, подергивая задом в сарафане, и волокла за руку тощенькую девочку с одутловатым сине-смуглым личиком. Местная публичная мода на них обеих не распространилась: для нее было нужно хотя бы подобие нормального человеческого сложения. Те женщины, что соблюдали свой первозданный вид, – у них это становилось самодовлеющим занятием.
Дребезжали по выбоинам и по брусчатке автомобили бедняков – крытые мотороллеры с плохими рессорами и дурным запахом. На спирт для них явно не тратились, пили сами. Солярные батареи, несмотря на обилие солнечной силы, оставались роскошью, доступной Мартину, Шушанку и иже с ними. Зато фриссов тут было множество, не таких крупных, как в центре, и более художественной масти: гнедой, буланой, соловой, пегой, изабелловой и даже, что меня удивило, – редчайшей игреней, так похожей на масть тутошних двуногих аниму. Отбраковка шла вразрез с теми представлениями, которые сохранились у меня со времен моей прошлой жизни. Лошади впрягались в тележки на резиновом ходу – перевозили белье из прачечных, овощи от зеленщика, хлеб от булочника. Мелкие дельцы из юридических и сыскных контор и банковских филиалов бегали трусцой в своих многокарманных шортах. Деловые воры и степенные мафиози местного розлива щеголяли в смокингах, нарочито бесформенных – ирония над высшим сословием. Ножи и пневматические трубки с ядовитой стрелкой были оружием компактным и в такой маскировке не нуждались… Проститутки от сглазу кутались в огромные шелковые шали поверх длиннейшего «платья-перчатки», обтягивающего руку до кисти, ноги – до кончиков сандалий, шею – до подбородка. И кругом роились кауранги, небрежно чесанные, тощие, с меланхолическими медово-карими глазами, обведенными по радужке желтым радиоактивным ободком.
Мы с Бэсом решили в гостиницу не ходить: комфорта, по словам кошек, никакого, а документ потребуют. У него был нататуирован на пузе кодовый регистрационный номер, сложная анаграмма Шушанкова имени, однако намек на опального аристократа был нам небезопасен. Я же в бытность мою в Замке выправила себе на всякий случай андрский вид на жительство в пределах страны – самый престижный, обычные ограничиваются фермой, городом или краем. Только первое, что я хотела скрыть, – это саму себя. Так что мы посматривали на те объявления о сдаче частных квартир, которые выглядели наименее притязательно. Цены на квартиры и комнаты в доходных домах были приписаны внизу объявлений и никак не устраивали мою сквалыжную натуру, но я отмечала способ печати или ручного письма, качество бумаги и пластика. Беден стиль – беден и владелец, авось договоримся.
– На худой конец нагрянем к Молчунам, – то и дело говорил Бэс.
– Или, может, в дворянскую коммуну напросимся, – вторила я.
– А что, это идея, – произнес он без большого азарта, когда мы в двадцатый раз сличили полиграфическое качество назаборной надписи с обозначенной там цифирью. – Кауры кучкуются как раз при здешних мунках, и уж кто-кто, а они бумаг не потребуют, ни те, ни другие. Им сразу видать, кто ты и что ты. Я сам-один, без вас, ина Тати, факт туда бы направился.
– И это поистине новое, – подвела я итог. – Что ж, веди нас, тебе и карты в лапы!