Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса

– Один. На Борнео мне случалось сталкиваться с охотниками за головами, однако моя до сих пор на месте. Люди Синдхии, насколько я знаю, ассамцы, они никогда не промышляли сбором тыкв, выросших на человеческих шеях.

– Похоже, вы не робкого десятка, господин ван Хорн. Что ж, посмотрим.

– Когда пожелаете, ваше высочество. Жаркий климат Борнео и Индии благоприятствует моим маленьким друзьям. Останься я в Голландии, они бы уже все погибли, сколько за ними ни ухаживай. На моей родине круглый год царят холод и высокая влажность, а посему…

Его фраза потонула в грохоте пулеметов. Бой у выхода из клоак не заканчивался. Янес взял стоявший у стены карабин и направился туда, бросив профессору, не выпускавшему из рук свою смертоносную бутыль:

– Договорим позже. Пойду проверю, что там и как. Вам же настоятельно советую вернуть свои бациллы обратно в ящик.

Тремаль-Наик и Каммамури пошли за Янесом. Каммамури, несший факел, то и дело вращал им, чтобы оживить пламя. Вслед за троицей потянулись и малайцы, которые, слыша выстрелы, не могли оставаться равнодушными и теперь спешили на выручку товарищам.

Пулеметы тарахтели без умолку: явный признак того, что крупная стая шакалов Синдхии, как нарек их Сандокан, штурмовала вход. Через десять минут Янес с подмогой добежали до места действия.

Пули так и свистели вокруг, выбивая каменную крошку из стен и свода. Осаждающие бешено палили, надеясь испугать пиратов Момпрачема численным превосходством. Однако старым воинам, закаленным в пороховом дыму морских баталий, все было нипочем.

– Значит, начался настоящий штурм? – спросил Янес у Сандокана, который непрерывно жал на гашетку пулемета, сидя на камне в свете воткнутого рядом факела.

– Похоже на то. Но пока мои игрушки не замолчат, враги в подземелье не войдут.

– Твой голландец обещает уничтожить всех их разом, – иронично заметил Янес.

– Ты ему веришь?

– Не знаю…

– Я прихватил его потому, что этот малый уверял, будто содержимое его бутылей способно за неделю умертвить все население Ассама. Я-то больше полагаюсь на пулеметы и карабины. Ага, пальба стихла, вместо ружей загремели рамсинги и барабаны. Смотри, Янес! Видишь свет? Сюда идут. Наверное, Синдхия прислал переговорщиков.

– Да, – кивнул махараджа. – Приближаются парламентеры. Вели своим прекратить огонь.

Сандокан сунул в рот золотой свисток и издал пару резких трелей. Пулеметы и карабины разом смолкли. Из темноты послышался громкий голос:

– Я иду с белым флагом!

– Кто ты?

– Парламентер.

– От чьего имени?

– От имени Синдхии.

– Можешь подойти! Сандокан, этот голос кажется мне знакомым.

Тремаль-Наик, с интересом рассматривавший пулеметы, сказал:

– Я знаю, кто это.

– И кто же?

– Тот самый человек, которого ты привязал к жерлу пушки на бастионе Марундия, а потом пощадил, хотя имел полное право казнить.

– А, брамин Килтар!

– Да, он представился нам Килтаром и просил запомнить его имя.

– Жрец может принести ценные сведения, – произнес Янес.

– И ты ему поверишь? – нахмурился Сандокан.

– Он обязан мне жизнью, а индийцы такое ценят.

– Что ж, посмотрим.

Навстречу парламентеру выступили восемь малайцев с карабинами наперевес. Впереди шел даяк с факелом. Переговорщик был один, он отчаянно размахивал белым флагом. Высокий, тощий, как все брамины и факиры, очень смуглый, в белых одеждах, с весьма потрепанным желтым шелковым кушаком на поясе. Длинная черная борода подчеркивала его резкие черты лица.

Малайцы схватили жреца и подтолкнули к Янесу, стоявшему в круге света от факела, который держал даяк с поблескивающим от всполохов пламени кампиланом.

– Великий сахиб, – начал парламентер, – узнаешь ли ты меня? Надеюсь, ты не забыл мое имя?

– Разумеется. Ты Килтар, однажды я пощадил тебя, – ответил махараджа. – Уже второй раз ты являешься ко мне для переговоров. Что тебе надо? Тебя послал Синдхия?

– Да, великий сахиб. – Брамин не сводил глаз с сияющего кампилана.

– Чего он хочет?

– Чтобы ты сдался.

– Ха! – Янес взял у Сандокана папиросу. – Да он спятил.

– Мне тоже так кажется, сахиб, – кивнул брамин. – Видно, его так и не вылечили в Калькутте.

– Что ты имеешь в виду, Килтар?

– Советую тебе не сдаваться. Раджу напугала прибывшая к вам подмога. Эти люди уничтожили кучу твоих бывших раджпутов, переметнувшихся на сторону Синдхии.

– Напугала, говоришь? Прекрасно, – усмехнулся Сандокан, с любопытством наблюдая за парламентером.

– Килтар, ты помнишь, что обязан мне жизнью? – спросил Янес.

– Вовек не забуду, сахиб. Говорят, души мертвых индусов достигают блаженной нирваны, но лично я рад, что остался жив.

– Еще бы! – хохотнул португалец. – Пока мы живы, перед нами открыт весь мир.

– Я не знаю, что такое мир, – ответил брамин. – Я знаю одну только Индию.

– Короче, ты зачем пришел? У меня нет времени на пустопорожние разговоры.

– Мы можем поговорить обо всем завтра или даже через неделю, если так угодно великому сахибу.

– А сейчас вернешься в лагерь?

– Нет, не вернусь. Если я принесу радже весть, что вы отказались сдаться, он велит своим слонам растоптать меня.

– Своим? Да это мои слоны! – взревел Янес.

– Раджпуты увели их всех.