Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса

– Это-то и не дает мне покоя, – произнес португалец, закуривая. – Да-а, не ожидал я подобного поворота. Ладно, время у нас еще есть. Я не отдам корону без боя… Смотрите, показались городские стены! Сахур – настоящий скороход.

Разгоралась утренняя заря. На бледно-розовом горизонте проступили очертания храмов большого города. Рев слонов и выстрелы давно стихли позади. Судя по всему, заговорщики сообразили, что Сахура им не догнать, и вернулись к пагоде, не решаясь приближаться к населенным окрестностям столицы Ассама.

Вынырнув из зарослей, дорога стала ровной. Она шла теперь вдоль рисовых чеков[48], где уже трудились земледельцы. Неутомимый Сахур пересек подъемный мост у бастиона Кария, и вот уже они подъехали к небольшому дворцу, окруженному двойной цепью раджпутов. Увидев их, Янес горько усмехнулся.

– Придется им доверять, – сказал он Тремаль-Наику. – Но кто знает, что у них в головах? Сложно все-таки иметь дело с наемниками.

Сбросили лестницу. Янес, прихватив оружие, отправился прямиком в гостиную. Тремаль-Наик последовал за ним. Юная рани ждала их, баюкая Соареса. Подле нее стоял крысолов, сунувший себе за пояс аж четыре здоровенных пистоля и два тальвара.

– О мой господин! – воскликнула Сурама, порывисто вскакивая. – А я уже оплакивала тебя.

– С чего вдруг? – невозмутимо спросил португалец. – Не такой я человек, что даст убить себя, словно нильгау, или захватить в плен. Однако я должен тебе сказать, что Синдхия увел всех наших слонов и двести раджпутов. Подлец теперь представляет для нас большую опасность, и дело принимает серьезный оборот. Колеса государственной машины скрипят, а у нас нет больше масла, чтобы их смазать.

– Ты меня пугаешь, Янес. – Сурама передала сына кормилице.

– Увы, я едва не вернулся на щите, – как видишь, мы разбиты. Если бы не погонщик Сахура, даже не знаю, когда бы мы с тобой свиделись. Не пугайся, дорогая, корона пока еще на твоей черноволосой головке, и мы сделаем все, чтобы так оно и осталось. Тремаль-Наик сегодня же отправится за горцами Садии, на раджпутов рассчитывать больше нельзя. Каммамури скоро доберется до Калькутты, и уже через сутки Сандокан получит телеграмму. Не пройдет и месяца, как мы нанесем Синдхии сокрушительный удар. Главное – дождаться прибытия моего бесстрашного малайского брата.

– А мои горцы?

– Сейчас именно они наша единственная надежда. Увы, пока все идет к тому, что империя вот-вот рухнет.

– Янес, ты делаешь из мухи слона, – сказал Тремаль-Наик. – Наши противники – лишь кучка неприкасаемых.

– Не только. Среди них бенгальцы и предатели-раджпуты. А сколько еще найдется таких изменников? Наемники готовы продаться любому, кто предложит больше, хотя мы платим им полновесным золотом. Неужели Синдхия богаче меня? Не верю.

Португалец раскурил папиросу, налил стакан пива и спросил у молчавшего до сих пор крысолова:

– Пленник жив?

– Вы о брамине, сахиб?

– Да. Точнее, о парии.

– Нет, ваше высочество. Он умер часа четыре назад. Слишком долго страдал от жажды.

– Дьявол его побери! Значит, его второй глаз закрылся навсегда?

– Я сам опустил ему веки. Однако прежде приметил зловещую вспышку в мертвом черном зрачке.

– Сурама, надеюсь теперь, когда негодяй испустил дух, тебе лучше?

– Да, мой господин. Прежде у меня в голове был какой-то туман. Теперь я пришла в себя.

– Неужели он заворожил раджпута и дал себя убить? – спросил Янес у крысолова. – Этот охранник единственный, кого еще можно считать верным.

– Не знаю, ваше высочество. Когда меня позвали, брамин уже скончался.

– Туда ему и дорога, – буркнул португалец. – Кажется, я становлюсь злобным, но ничего не поделаешь. Кольцо предательств, сжимающееся вокруг шеи, превращает меня в тирана. Да будет так! Синдхия был тираном, а мои подданные, которым я дал свободу, готовы перейти на его сторону. Выходит, хочешь быть правителем в Индии – будь злобен.

– Так оно и есть, Янес, – кивнул Тремаль-Наик. – В нашей злосчастной стране успеха добиваются только кровопийцы.

– Что же нам делать, муж мой? – спросила Сурама.

– Если бы не сын, я отказался бы от ассамской короны и вернулся на Момпрачем, к своему названому брату. Но ради Соареса и тебя, Сурама, я переверну мир вверх дном. Вы должны править империей, доставшейся нам по праву. Хорошая жизнь у раджи, ничего не скажешь. Мы вынуждены питаться одними яйцами, чтобы не скончаться в муках от яда. Пропади пропадом все империи мира, я сыт по горло и ими, и яйцами!

– Муж мой, хочешь мы вместе отправимся на Момпрачем? До того, как разгорится восстание?

– Чтобы я, поджав хвост, бежал от Синдхии? – взревел Янес. – Еще чего! Не бывать такому! Безумец, чье лечение ты оплачивала, не получит твою корону, моя маленькая рани. Сандокана прозвали Малайским Тигром. А меня кличут Белым Тигром! Мы правим в стране тигров и победим Синдхию так же, как когда-то победили Суйод-хана.

Залпом допив пиво, он швырнул стакан об пол. Стекло осколками брызнуло в стороны.

– Я разобью его войско, как этот стакан, – рявкнул португалец.