Ковен отверженных

Мне хочется до смерти избить себя за то, что я позволила этому случиться. У меня есть планшет, полный информации. Эта информация могла бы подсказать, как работает перенос, но открыла ли я его хоть раз? Нет.

Перевожу взгляд с Райкера на Нокса и обратно, позволяя их крикам ранить меня так, как я этого заслуживаю. Я не могу надеяться, что моя жизнь каким-то образом сбавит обороты и станет более-менее нормальной. Я – Страж, а значит, мне и всем, кто мне дорог, предначертаны боль и вечная борьба. Я – гребаная чума.

На коже ребят медленно проступают метки, словно страдания каким-то образом просачиваются на поверхность. Руны темнеют, становятся четче, и по комнате эхом разносятся крики боли. На Нокса падает моя слеза и прочерчивает дорожку среди рун, появляющихся на его ребрах. Я яростно вытираю лицо, чтобы ни Нокса, ни Райкера больше не запятнала предательская влага.

Крики стихают до жалобных стонов, и если бы я не была так зла на саму себя, то, возможно, почувствовала бы облегчение от того, что все почти закончилось. Вытираю пот со лба Нокса и пытаюсь укрыть Райкера одеялом, чтобы он не замерз, когда придет в себя. Часть меня хочет коснуться этих рун – я никогда не видела их вблизи на ком-то, кроме себя, – но я даю себе мысленную пощечину и посылаю куда подальше.

Нокс и Райкер потихоньку начинают успокаиваться, скованные спазмом мышцы расслабляются. Я наблюдаю за тем, как быстро поднимается и опадает их грудь. Вскоре дыхание выравнивается, вдохи становятся глубже, и боль оставляет обоих в одну и ту же секунду.

– Винна, – окликает меня Вален, но я его игнорирую. Я смотрю, как разглаживаются брови Нокса и как исчезают морщинки вокруг глаз Райкера. Всё позади. Райкер открывает глаза первым. Он поднимает руки и разглядывает линии рун. Его глаза встречаются с моими, и он чуть улыбается.

– Ауч, – усмехается Райкер, и я слышу вздохи облегчения и сдавленные смешки.

Я бы с радостью оценила попытку развеять обстановку, но это простое словцо, междометие, может быть молотком, а во мне сейчас слишком многое состоит из стекла.

Моей руки касается чья-то сильная ладонь, и я перевожу взгляд на Нокса. Он оглядывает мое лицо, и его собственное искажается в панике. Нокс спешно садится, но я отползаю от них с Райкером. Движения Нокса шаткие, в конечностях все еще чувствуется скованность. Я вспоминаю свои ощущения после появления рун и едва ли не физически чувствую, что он сейчас испытывает.

– Почему ты плачешь? Что случилось? – в замешательстве спрашивает Нокс.

Встаю с кровати, и у меня вырывается гневное, полное возмущения фырканье. Его глаза пристально следят за мной, он прищуривается, когда в мою сторону начинает двигаться Бастьен.

– Какого черта случилось? – яростно спрашивает Нокс, прожигая ребят взглядом и пытаясь выползти из объятий кровати.

Райкер растерянно оглядывается; кажется, он пока не осознает, что картинка даже отдаленно не говорит о том, что все в норме.

– В каком смысле «что случилось»? – спрашивает он.

– Винна. Посмотри на нее. Она выглядит так же, как после нападения ламий. Тот же сломленный, измученный и потерянный взгляд, воспоминания о котором мы только-только начали прогонять.

Глаза Райкера впиваются в меня. Они все смотрят на меня, и все вместе делают шаг в мою сторону. Я пячусь в попытке сохранить дистанцию, которая вдруг стала казаться жизненно необходимой. Я понимаю, что загнана в угол, и снова начинаю задыхаться от паники. Хватаюсь за горло, отчаянно пытаясь вдохнуть воздух и освободиться от охватившего меня ужаса. Втягиваю в себя пустое ничто в попытке отыскать кислород, но его как будто резко выкачали из воздуха.

Вален крепко обхватывает меня и притягивает к груди. Бастьен обнимает меня со спины. Больше нет никаких преград, граница между «я не могу уйти» и «я не хочу уходить» растворяется так стремительно, что я не могу определить, чего же я хочу и что мне нужно в этот самый момент. Делаю глубокие вдохи, пытаясь взять под контроль весь этот массив эмоций, пытающихся вырваться из меня.

Как я могу так с ними поступить? Как я могу обречь их на такую жизнь? Я не хотела быть одна, поэтому открылась тому, кем мы могли бы стать вместе, но как я могла быть такой эгоисткой?

Моя ненависть к себе становится все сильнее по мере того, как я стараюсь противостоять мыслям о том, насколько это приятно – то, как они окружают меня, пытаясь успокоить и понять, что происходит.

Нокс обхватывает мое лицо руками, и его яростный взгляд заставляет меня задуматься. Только тогда я понимаю, что бормотала «простите меня» и «я не могла так с ними поступить».

– Немедленно перестань нести эту гребаную чушь, Винна. Ты меня поняла? Ты моя! – Нокс ударяет кулаком по рунам на своей груди. Его глаза пылают огнем и досадой. – Ты здесь, ты в моем сердце, и ни хрена ты с этим не сделаешь. Никакая ты не чума! Ты наша, и мы хотим, чтобы все так и было!

– Но я причиняю вам боль! – кричу я, почему-то надеясь, что громкость моих слов поможет донести их правильность.