Крах Атласа

– …понравилось красное вино? – подсказала Либби. – Нет, – мотнула она головой. – На вкус как Иисус в бутылке.

Нико выдавил смешок, и она тоже чуть не рассмеялась. Чуть…

– От этого, – искренне, надломившимся голосом сказал Нико, – от нас с тобой не убежишь. Выхода нет.

– Это угроза?

– Да. Обещание, грозное такое. – Он помедлил еще немного. – Я серьезно, Роудс, вряд ли я тот ответ, который ты ищешь. Со мной тебе довольнее не стать. То, что ты сейчас испытываешь, при тебе и останется, просто рядом будет кто-то, кто танцует намного лучше Тристана.

Вид у Нико был самодовольный (а как же иначе), но, к счастью – и облегчению, – Либби понимала, что он прав. Осознание было похоже на сработавший болезненный рефлекс – как если бы напрягла травмированный мускул, который до этого стабильно жалела. То, что сказала симуляция Нико – будто бы все в ее жизни вращается вокруг него или приводит, в конце концов, назад к нему, – было ложью. Всего лишь очередной невидимой финишной чертой, которую Либби сама себе наметила, очередным слабым и несостоятельным решением. Будь это правдой, признание в чувствах к Нико могло бы подарить завершенность, замыкание очень простой и не требующей большого ума петли обратной связи, однако проблема заключалась совсем не в Нико.

Либби понимала, видела, почему не прошла обряд. Начать хотя бы с того, что посвящение ей не светило, ведь правил никто не отменял, однако подлинная причина, по которой она провалилась столь оглушительно – одна болезненная правда, оттененная другой, удобной и романтической, – состояла в том, что Либби всю жизнь кому-то что-то доказывала, и началось это еще задолго до появления Нико де Вароны. Уже до встречи с ним она испытывала страшный голод, ненасытность, чувствовала себя непринятой. Она верила этому букету комплексов, сделала его своим непрочным фундаментом, а присутствие Нико, живого воплощения всех ее недостатков, с готовностью подлило в огонь масла.

Вот теперь она рассмеялась, пусть и хрипло.

– Варона, перестань говорить мне, что я чувствую. Не тебе указывать, чего я хочу.

– Нет, но я могу тебя спросить, – пожал он плечами. – Чего же ты хочешь?

Она снова посмотрела в камин.

Чего же она хочет?

Ответа. На хер все, он прав. Вот ради чего все это было, всегда.

Либби хотела ответа, но не на этот вопрос.

– Я хочу провести эксперимент, – сказала она. – Завтра.

Хотелось верить, что это ее решение. Что оно рациональное, исходит от ума, а не из колодца одиночества глубиною в полжизни.

Впрочем, неважно.

– Ладно, – сказал Нико. – Ладно.

* * *

– Тебе всегда снится одно и то же, – заметил Гидеон.

Либби не помнила, когда и как он сюда проник. Где-то вдалеке над холмами поднимался дым. Сперва она решила, что это соседи жарят барбекю: шипели бургеры, отец нацепил дурацкий фартук, который Либби сшила для него в пятом классе. Кэтрин закатила глаза: пап, глупо выглядишь. Все как обычно. Жизнь идет своим чередом.

Но теперь тут был Гидеон, и Либби поняла, что по какой-то причине привязала его к этой границе сна и кошмара.

Она что-то заметила. Пятно на овеянной чувством ностальгии пригородной идиллии. Знакомая пара обуви, торчащая из-под соседского шезлонга. Вытянутые ноги. Лужа крови, просачивающаяся в щели мостовой.

Безжизненные глаза. Выброшенная в сторону рука.

Либби молча притенила глаза от палящего солнца.

– Не могу его найти, – не глядя на нее, мягко напомнил Гидеон, и Либби зажмурилась.

«Есть два варианта гибели мира, – напомнил Эзра, подтянув колени к груди, к сердцу, которое, по его словам, билось для нее. – В огне или во льду. Я видел оба».

Он еще много чего говорил. Например, «Я люблю тебя» и «Я могу ее убить».

Безжизненные глаза. Выброшенная в сторону рука.

«Проснись, – подумала Либби. – Вставай».

* * *

Она и забыла детали этой спальни. То, как целый год по утрам в окошко на восточной стене струился солнечный свет – если только она не забывала плотно задернуть занавески.

Ей полагалось спать, отдыхать. Вот она и повернулась набок.

Дверь в комнату отворилась, потом тихо закрылась.

Он забрался в кровать, мягко и плавно прижимаясь к ней сзади.

– Может быть, все изменится, – сказал на ухо Тристан. – После того, как мы все провернем. Наверное, дело в доме, в архивах, или же надо просто расшатать что-нибудь. Не знаю. – И потом еще раз, тихо: – Не знаю.

Либби не глядя взяла его за руку, погладила костяшки кулака.

– Наверное, – согласилась она чуть виновато и немного с охотой.

* * *

Когда они спустились в раскрашенную комнату, Нико силой левитации поднял огромный вазон и вывел его в раскрытое окно апсиды. Тристан выглянул на улицу и увидел там целый импровизированный садик из комнатных растений в горшках. Вопросительно взглянул на Гидеона. Тот пожал плечами.

– Мы просто не знаем, как выглядит инжир, – пояснил тот.

Тристан и Либби переглянулись в легком недоумении, но не успел никто из них ответить, как со стороны двери донесся голос Далтона:

– С натуралистом было бы проще.