Действительно, обстановка была непростой. Кроме того, численность батальонов 1-го армейского корпуса также была неполной. Вместо 8 полков в распоряжении Л.К. Артамонова к началу сражения при Сольдау было только 6. Так, 86-й пехотный Вильманстрандский полк из состава 22-й пехотной дивизии был оставлен в распоряжении коменданта Варшавы А.Ф. Турбина, а 96-й пехотный Омский полк из состава 24-й пехотной дивизии находился под Ловичем, на левом берегу Вислы. Именно поэтому под Сольдау, а не к Нейденбургу, куда уже прорывался неприятель, и двинулись те соединения, что не успели к началу вторжения в Восточную Пруссию: 3-я гвардейская дивизия Л.О. Сирелиуса и 1-я стрелковая бригада В.М. Васильева.
Перед Уздау к вечеру этого дня остался только авангард из наименее расстроенных батальонов различных дивизий, под общим руководством командира 3-й гвардейской дивизии Л.О. Сирелиуса. Дело в том, что полки генерала Сирелиуса продолжили свое движение на соединение с главной группировкой – то есть к своему 23-му армейскому корпусу. Именно поэтому 3-я гвардейская пехотная дивизия также частично окажется в «котле», не успев вовремя отойти к государственной границе, где и погибнет лейб-гвардии Кексгольмский полк.
Примечательно, что невзирая на свое высокое наименование гвардии, полки 3-й гвардейской пехотной дивизии, мобилизовавшиеся в польской столице, в силу непонятных мобилизационных мероприятий, получили слабое пополнение. Участник войны вспоминает о мобилизации одного из полков дивизии, что «в то время, когда в этой же Варшаве находились коренные запасные этого полка, просившиеся в свою родную часть, ее переполнили бывшими нестроевыми, обозными служителями госпитальных команд, бывшими кавалеристами… слабыми физически, полубольными, в большинстве не умевшими держать ружье»[169]
. Преодолевать последствия организационных неурядиц пришлось уже во время марша. Возможно, что такое положение дел существенно повлияло на исход боев полков 3-й гвардейской пехотной дивизии под Нейденбургом и Сольдау.Когда А.В. Самсонов получил известие, что 1-й корпус отступает за Сольдау, то он испытал шок: несомненная победа, которая уже практически была в руках, в мгновение ока оборачивалась поражением. Оставление неприятелю под Сольдау нескольких километров территории в глубину означало, что немцы получили дорогу для удара в тыл всей армии. Как ни странно, но командарм-2 с самого начала операции не доверял Артамонову, однако никаких мер не принял. Если генерал Ренненкампф не стеснялся, отрешая от своих должностей начальников полков, артиллерийских бригад, кавалерийской бригады (тот же генерал-майор Орановский), то Самсонов старался идти в бой с тем, что есть. К тому же командир корпуса – все же не начальник бригады.
Что касается умственно-волевых качеств командира, от которого зависел исход операции по занятию Восточной Пруссии, то и здесь все было очень печально. Волевые качества Л.К. Артамонов превосходно проявил своей безответственностью начальника, позволив врагу броситься в тылы центральных корпусов всей массой сосредоточенных на русском левом фланге войск. При этом его личная храбрость вне сомнения: в ходе 3-дневного сражения у Сольдау и Уздау комкор-1 метался по полю боя, пытаясь руководить отдельными ротами и батальонами, не понимая, что его место – у руководства всем корпусом. В отношении интеллекта комкора-1 современники отзываются о нем как, мягко говоря, о совсем неумном человеке. В качестве примера можно привести еще довоенную фразу комкора-22 в годы Первой мировой войны А.Ф. фон дер Бринкена, сказанную по поводу какого-то «проекта» генерала Артамонова, которыми тот был «славен»: «Извольте, ваше превосходительство, сами доложить главнокомандующему, а я таких глупостей великому князю докладывать не могу»[170]
.Нельзя не сказать о том, что часть исследователей считает, что комкор-1 не категорично виноват в том, что корпус отступил южнее Сольдау. Предполагается, что отдельные войска получали по телефону ложные приказы об отходе от имени командира корпуса. Это якобы дезориентировало подразделения, и те смешались в беспорядочном отступлении к Млаве. В современной войне телефон «заменил чувство локтя; фронт сомкнут, пока связь работает. Потеря связи в августе 1914 года с армией Самсонова и внутри этой армии сразу же дала событиям катастрофический оборот»[171]
.