Крах плана Шлиффена. 1914 г.

Интересную подробность сообщает советский генерал-майор Б. Кондратьев. В свое время ему довелось беседовать с Н.А. Даниловым, который в августе 1914 г. занимал должность главного начальника снабжений Северо-Западного фронта. Данилов вспоминает, что сразу после Гумбинненского сражения, в Варшаве, в штабе Северо-Западного фронта состоялось совещание с представителями Ставки по поводу дальнейших действий в Восточной Пруссии (в этот момент и Ставка и штаб Северо-Западного фронта находились в одном и том же месте – в Варшаве). На данном совещании присутствовали Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, его начальник штаба Н.Н. Янушкевич, главкосевзап Я.Г. Жилинский, его начальник штаба В.А. Орановский и Н.А. Данилов. В то время, как Янушкевич предложил решительно двинуть 1-ю армию вперед, к Алленштейну, Жилинский выступил резко против, полагая, что 2-я армия, к которой перешла теперь главная задача в Восточно-Прусской наступательной операции, справится и своими силами. Но, кроме того, существенную, как оказалось впоследствии, роль сыграл личный фактор. Жилинский заявил Янушкевичу: «Если последовать Вашему предложению, Николай Николаевич, то от моей армии ничего не останется»[150]

. Под «моей армией»

подразумевалась 2-я армия, которая в большей мере (кроме 13-го армейского корпуса) была набрана из состава войск Варшавского военного округа, которым перед войной командовал генерал Жилинский. В то время, как 1-я армия полностью состояла из войск Виленского военного округа, которым до войны командовал П.К. Ренненкампф. Получается, что даже и такое вот сепаратное тщеславие могло играть выдающуюся роль в вождении войск! Просто-напросто, Я.Г. Жилинский желал, чтобы и тем войскам, которыми до войны командовал он сам, выпала своя доля славы.

Это обстоятельство, как сообщает Н.А. Данилов, стало одной из причин того, что генерал Жилинский предпочел поверить в те сведения, сообщенные штабом 1-й армии, о том, что значительная часть немецкой группировки отошла в крепость Кенигсберг. Желая дать «своей армии» возможность одержать победу, штаб фронта, вероятно абсолютно намеренно, как нам представляется, раздробил действия армий фронта. Считая, что 2-я армия, имевшая «на бумаге» вдвое больше пехоты, чем 1-я армия под Гумбинненом, расправится с противником своими усилиями, штаб фронта подыграл тщеславию штаба 1-й армии.

Командарм-1 П.К. Ренненкампф отлично знал, что никакая полевая победа в глазах Ставки не сравнится со взятием крепости Кенигсберг, и поэтому предпочел приковать свои войска к крепости. Что должен был делать в этой ситуации штаб фронта, призванный координировать и организовывать взаимодействие армий? Разумеется, в категорической форме потребовать движения корпусов 1-й армии вперед, на Алленштейн, дабы сомкнуть фланги армий Северо-Западного фронта. Однако генерал Жилинский совершил обратное – он позволил Ренненкампфу остановиться, а потом и напрямую приказал блокировать германские крепостные районы – Кенигсберг и Летцен.

Причина этому, помимо неверных разведданных, нехватки в 1-й армии пехоты и неумелых действий кавалерии 1-й армии – еще и личностная. Главкосевзап горел желанием одержать свою собственную победу – ведь Самсонов был поставлен во главе 2-й армии уже в ходе сосредоточения. И эта победа должна была превзойти Гумбиннен – уничтожение 8-й германской армии в Восточной Пруссии. А так как штаб фронта полагал, что сил для этого у 2-й армии хватит, то 1-я армия и оказалась прикована к Кенигсбергу.

Само собой разумеется, что впоследствии вся вина будет свалена на командующего 1-й армией, а к осени 1914 г. эта несправедливая и лживая легенда о «предательских» действиях П.К. Ренненкампфа обретет всероссийское значение. Слухи об «измене» стали распространяться почти сразу же. Например, 25 сентября курляндский губернатор С.Д. Набоков доносил министру внутренних дел: «По мере отступления армии генерала Ренненкампфа из Восточной Пруссии, в городах среди публики на железной дороге и вообще среди населения стали умножаться разговоры о том, что русские войска терпят поражения благодаря присутствию в них офицеров немецкого происхождения, что генерал Ренненкампф изменил, что он имеет брата, командующего корпусом в германской армии, действующей в Пруссии, что он вызван в Петроград для объяснений и т. п. В столь непосредственной близости к театру военных действий такие слухи представляются в особенности опасными, так как они могут проникнуть в армию и привести к тому, что нижние чины станут различно относиться к офицерам в зависимости от того, какую фамилию носит тот или другой»[151].