Красавица

– Ты это слышал, Майкл? – Лука раскинул локти на столе, азартная искра блеснула в его шоколадных глазах. – Тебе следует отправить той особе стихотворение.

Майкл задумался над предложением своего двоюродного брата, как будто ничего странного в их беседе и не было. Затем повернулся к Селине и, не сводя с нее глаз, сказал:

– Я сам предпочитаю Блейка. Или, может, лучше Байрон?

Селина сглотнула.

– Мне по душе Шекспир, хотя нравятся и некоторые работы Блейка. – Она не знала, что заставило ее произнести эти слова. Возможно, комплименты Майкла все еще разносились эхом в ее ушах. Но даже если он наизусть выучит ее любимый сонет, в ней не проснутся чувства, которых нет. Она не готова была пока назвать свои чувства к Бастьяну любовью, но… это определенно были чувства. Чувства, которые Селина больше не могла игнорировать.

– Шекспир, – кивнул Майкл с уверенностью. – Стоит попробовать.

Смерть от тысячи порезов

Это был ее шанс.

Стук ботинок за дверью кабинета Майкла стих, когда офицеры повернули за угол. Если Селина побежит достаточно быстро, ей удастся добраться до коридора и выскочить на улицу.

Часы на стене начали отбивать полночь своей незатейливой мелодией.

«Один. Два. Три».

Сделав успокаивающий вдох, Селина сняла туфли. Открыла замок на двери. Повернула ручку.

«Семь. Восемь».

Она бросилась вниз по коридору, осторожно ступая на носках в одних чулках. Когда охранник, стоящий возле уборной, глянул в ее сторону, Селина шмыгнула за открытую дверь и снова высунулась, как только он отвернулся.

Ощущая разряд энергии, несущийся по ее венам, Селина пролетела по окутанной тенями лестнице, предусмотрительно приостанавливаясь на каждом этаже, чтобы убедиться, что никто ее не видит. Оказавшись на первом этаже, тут же покосилась на тучного сержанта, сидящего за столом у входа. Проследила, как он делает глоток кофе из своей грязной кружки. Выслушала, как он кашляет и прочищает горло, а потом наливает в кружку немного виски.

С кроткой улыбкой Селина прокралась вдоль стены до закрытой боковой двери. Бережно отворив медный замок, так чтобы он не выдал ее, она выскользнула наружу и оказалась прямо в ночи. Снова замерла под карнизом, оглядываясь в поисках охраны. Никого. И наконец с триумфальным видом сделала шаг на темную тропинку, слушая, как стрекочут насекомые, и разглядывая элегантный ряд высаженных вдоль собора Сен-Луис пальм.

– Марселина.

За ее спиной раздался низкий голос. С акцентом. Но без угрозы. Тем не менее страх пробрал Селину до костей. Она уже несколько месяцев не слышала, чтобы кто-нибудь звал ее полным именем. Хотя она и не узнала голос сразу же, тот, кому он принадлежал, произнес эти четыре слога с неподдельной уверенностью. Так, будто знал, какой она пьет чай и когда и с какой целью она в последний раз молилась.

Селина застыла на полпути, ее сердце застучало в груди, как напуганная лошадь.

– N’aie pas peur[142], – успокоил ее голос сзади, баритон был спокойным и чистым. – Я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль.

На короткий миг Селина подумала о том, чтобы броситься бежать. Но что-то подсказывало ей, что далеко она все равно не убежит. Волосы встали дыбом у нее на шее, словно она оказалась у ружья на прицеле. Ее взгляд пробежал по окрестностям. Хотя пальцы Селины и дрожали, она все равно сумела достать серебряный кинжал Бастьяна прежде, чем резко развернулась вокруг своей оси.

Из ближайшей тени появился худощавый джентльмен в фетровом цилиндре и темно-синем костюме. На конце его трости красовался золотой лев, а его карманные часы украшал испанский золотой узор. Когда он снял шляпу, Селина едва удержалась, чтобы не ахнуть.

Она его узнала.

Это был тот самый молодой человек с картины в странных тонах, висевшей над камином в номере гостиницы «Дюмейн». Тот самый, который следил за ней и не давал спать, когда она лежала в кровати.

Он посмотрел на нее спокойно и уверенно. Затем медленно улыбнулся. Селина поразилась тому, что при этом он был похож на ожившую внезапно статую. Только что его лицо было беспристрастным и гладким, точно высеченным руками великого мастера. А через миг черты смягчились, делая его почти человеком.

«Почти».

Как Арджун, и Одетта, и все остальные члены Львиных Чертогов, он был не совсем человеком. Селина готова была поспорить об этом, поставив на кон свою жизнь.

Она ничего не говорила, пока он разглядывал ее в тишине. Несмотря на свое удивление, Селина с первого взгляда поняла, кто он. Кем должен быть.

Дядя Бастьяна. Граф Сен-Жермен.

Не зная, что еще сделать, кроме как гордо выстоять под немигающим взглядом, Селина начала искать схожести между ним и Бастьяном, как будто это могло ее успокоить.

Граф посмотрел на нее с той же уверенностью, как и его племянник, линия его скул была не менее элегантной. Его брови были такими же темными и выразительными, как и у Бастьяна, хотя кожа казалась на несколько тонов светлее.