Красавица

Не так давно мне удавалось побывать там под пологом ночи, побывать в мире своих врагов, зная, что скоро мне предстоит встретиться с ними лицом к лицу. Однажды во мне даже нашлось достаточно смелости, чтобы лечь на кровать Никодима и рассмотреть его коллекцию книг, полки с которыми коронуют пространство покоев, точно блестящая тиара. Сдвинуть лестницы с их намасленными колесиками и удивиться, как гладко они движутся. А потом мне попался один из любимых томов – первое издание «Графа Монте-Кристо». Ах, как жаль, что у меня не было шанса попрощаться с моим дорогим Александром.

Удовлетворение разливается у меня под кожей от этих воспоминаний.

Покои Никодима – самое что ни на есть удачное место для того, чтобы оставить мой следующий след.

Я обдумываю эту вкусную идею, стоя на углу улицы, на моих губах вертится приятная мелодия. Песня с тех времен, когда все было светлее и счастливее.

Мимо проходит попрошайка, протягивая руку, ее шаль, усеянная дырками, развевается на ветру. Ее сердце стучит знакомым мне ритмом. Старая душа, которая не так давно привлекла мое внимание. Я достаю из кармана мелочь, всю, что у меня есть, малая сумма по нынешним стандартам.

Мне не нужны деньги. То, что мне нужно, я беру. Валюта неважна для таких существ, как я. Мне нет необходимости отдыхать под золотым навесом или принимать ванну в комнате, облицованной отполированным мрамором.

Мне нужно лишь выжить.

Нет. Ложь. Мне нужно процветать. Наблюдать, как те, кто жаждет убить меня, медленно и мучительно погибают. После того, как видят собственными глазами, как все, что им ценно, рушится в щепки.

Только такое будущее мне по душе.

– Благодарю, – говорит попрошайка, слова похожи на свист среди половины ее отсутствующих зубов.

– Да хранит вас Господь, – отвечаю я с улыбкой.

Мой голос застает ее врасплох. Меня это не удивляет. Его музыка завораживает смертных, и это никогда не перестанет меня веселить. Это незаменимая помощь, когда они приближаются к неизбежной кончине от моих рук. В какой-то мере, я могу даже сказать, мы являемся идеальными хищниками. Имитируем изысканность наших жертв. Ходим среди них, незамеченные и неузнанные. К тому моменту, как они понимают, что попали в наши сети, уже слишком поздно. Трансформация – не что иное, как щелчок, поворот дверной ручки.

И жизни конец. Одно мгновение. А в следующее тебя уже нет.

Есть только одно другое существо, которое способно на такое. Или, быть может, два, хотя я нахожу большинство древесного народа очень неприятным. Они постоянно болтают о колдовстве и клятвах. Их вечные сказки о том, как обмануть смертных и уговорить их на опасные сделки… Кому нужен чей-то первенец? Сопливые младенцы такие гадкие, никакой нет в них награды. И только истинные монстры станут вкушать их на ужин.

Кроме того, я не стану заключать сделку с существом глупее меня. Я возьму, что мне нужно. После чего совершу все необходимое, ведь я хочу процветать однажды. Благо уже надеяться на подобный исход, учитывая наше запятнанное прошлое.

Я помню увиденную мной в последний раз смерть вампира.

Она была вампиром, и моя любовь к ней была так сильна, что не могу описать, хотя было всегда ясно, что мне не следует поддаваться этому чувству, ибо оно приведет не к чему иному, как к разбитому сердцу. Но когда ты находишь родственную душу, разве можно отвернуться от нее? Такая любовь встречается редко даже среди бессмертных. Для меня это жизненная сила.

На моих глазах они бросили Марен в узкую яму. Остальные из нашего числа были свидетелями, стоя вокруг, как часовые в плащах. Мои чувства к ней похоронены глубоко в сердце. Закрыты в сундуке, чтобы никто из наших рядов не узнал, как сильна была моя любовь к этому созданию, презирающему наши законы и относящемуся к талантам, данным ей, как к дарам темных богов.

Это была одна из причин моей любви к ней. Марен никогда не относилась к чему-либо слишком серьезно.

Когда они бросили ее в яму, ей потребовалось мгновение, чтобы расправить плечи. Всего мгновение. Она поняла, где находится, сразу же, как взглянула наверх.

Я помню ее лицо, когда это осознание отразилось на нем, и как мне было страшно, что она разглядит меня среди теней.

Она была напугана. Ее взгляд окаменел, потеряв весь прежний блеск.

Однако она смеялась. Дерзкая до последнего вздоха.

Она кричала нам, зная, что мы стоим на краю во тьме ночи, безопасно и самоуверенно. Защищены в плащах, сотканных из нашей общей ненависти.

Марен покрывала нас проклятиями. Требовала, чтобы мы сказали ей, что мы пытаемся доказать, желая положить конец ее существованию.

Я называю это существованием, потому что – до нынешнего дня – не верю, что то, что вела она, было жизнью. Охотиться под покровом ночи. Находиться в постоянной войне с тварями Другого мира. Теряться в постоянных беспокойствах о том, кого можно назвать другом, а кого врагом. Это не жизнь, потому что Марен никогда не искала чего-то большего. Она была довольна. Она не научилась ничему за все свои годы.