И в конце концов это довольство ее подвело. Ей следовало предать меня до того, как я предам ее. Ей никогда не следовало становиться моим другом. Мне никогда не следовало влюбляться в нее. В конце концов это не принесло мне ничего, кроме боли. Воспоминания о ее коже, мягкой и твердой одновременно, точно бархат и железо. Вкус ее губ на моих губах, горьких и сладких, лучше которого невозможно вообразить.
Но все это не имеет значения. Это история для другой ночи.
Вскоре после того, как Марен бросили в яму, солнце начало всходить над узкой расщелиной, отвоевывая место угасающей луны. Все мы молча наблюдали, как лучи подползали к камням на земле. Мы слышали, как Марен смеется громче, прижимаясь к облицованной камнями стене своих круглых покоев.
Она закричала, умоляя о помощи в самый последний момент. Кричала сквозь смех, прося о прощении.
Ее крики преследовали меня годами. Запах горящей плоти – воспоминание, которое до сих пор заставляет желудок скручиваться, а мало что вызывает у меня подобную реакцию ныне. Увы, огонь никогда не станет моим другом. В последующие годы мне удалось приучить себя к подобным зрелищам. Ведь эти наказания необходимы, если мой род намерен выжить. Если мы намерены занять свое место в мире.
После смерти Марен ее ковен разбежался по самым далеким уголкам земли. Я часто слышу рассказы о том, как кто-то из их числа преследует одного из нас в поисках возмездия.
Тщетные попытки. Истинной мести нельзя добиться в мгновение ока. Она происходит медленно. Необходимо отмерять нужные порции, демонстрировать усердие и терпение. Когда я рушу то, что было однажды мной создано, то делаю это на безопасном расстоянии. Я наслаждаюсь процессом. И я буду уже далеко, когда настанет тот самый момент.
Я покидаю свой чудесный уголок улицы и направляюсь в переулок в компании густой тьмы. Тьмы, в которой мой род процветал веками, на разных континентах по всему миру.
Я чувствую знакомое присутствие, хотя существо двигается совсем бесшумно. Жду, когда оно подойдет. Достаточно близко, чтобы только мне было слышно его слова.
– Ваше превосходительство, – говорит он, его глаза горят, как угольки в ночи, – я сделал, что вы велели.
Я киваю, не выдавая эмоций. Держа дистанцию. Даже сквозь тьму невозможно не заметить преданности в его глазах. Почти безумную жажду получить мое одобрение.
– А девчонка? – продолжаю я.
– Ей больше не рады в монастыре. – Он почти что дрожит от наслаждения, докладывая новости.
Меня сердит то, с какой пылкостью он ищет моего одобрения. Точно пес, умоляющий, чтобы его погладил хозяин.
– Хорошо, – говорю я. – А Чертоги?
Следующие слова он произнес игриво:
– Они осведомлены о ее положении. Член их процветающего общества был послан ей на помощь.
Замечательно. От этого моя месть станет лишь слаще.
– Он знает?
Мой верный слуга подходит ближе, его тень двигается с нечеловеческой скоростью.
– Полагаю, что да. Эта чертовка Вальмонт, без сомнений, доложит ему. Она меня злит, повелитель. Я жажду прикончить ее так сильно, как никогда прежде. Я жажду прикончить их всех за то, что они украли у нас.
– Девчонка не главное, как и все остальные. Значение имеет лишь узурпатор.
На секунду между нами повисает тишина.
– Ваше превосходительство? – говорит он задумчивым тоном. – Что означают эти символы Карфагена, которые вы просили меня оставить?
– Это знак моего рода. Его глубинный смысл не должен тебя волновать. – Я говорю холодно, ставя точку в разговоре этими словами.
Когда мой слуга разочарованно поворачивается, в мою сторону веет засохшей кровью. Кровью бессмертных. Я щурюсь, глядя на него.
– Кто ранил тебя?
– Она… напала на меня, повелитель.
Я ухмыляюсь.
– Ты позволил глупой смертной девчонке себя одурачить?
– Я не ожидал, что она будет такой… бесстрашной.
– Я уже говорил тебе, она видела смерть и выжила, чтобы рассказать об этом. Конечно, она способна причинить тебе боль. Тебе повезло, что лезвие было не из серебра.
– Да, повелитель, – ворчит он. – Вам что-нибудь еще от меня нужно?
Я ощущаю его недовольство. Он не хотел сообщать мне о своей ране. Даже попытался скрыть это, переодев рубашку. Нет, его кончину повлечет за собой не жажда мести, а его гордыня. Его жажда быть замеченным. Быть замеченным спасителем, который воскресил демонов ночи (тех, кто был изгнан из Сильван Вальд) и привел обратно в место, которое по праву принадлежит им под холодными звездами.
Однако Лазарь был не из тех, кто выживает, и эта жалкая морда – тоже не моя проблема. Все они заменимы. Они – всего лишь способ достичь того, что мне нужно.
– Ваше превосходительство? – не сдается он. – Нужно ли вам от меня что-то еще?
– Пока что нет. – Я делаю паузу. – На самом деле да. Я хочу, чтобы ты принял ванну.
– Повелитель?
Его удивление меня раздражает.