– Сразу насторожило: почему оба мобильника исчезли? Ладно, ее аппарат мог забрать убийца. Но в сказки Юрия, что свой просто потерял, верилось слабо. Продолжали искать и нашли. Не так давно. В сток канализационный сбросил. Пролежал в воде больше месяца, почти все данные утеряны. Но следы приложения остались. Так что обо всех перемещениях Марии он был в курсе. Сам признался.
– Ну, и где логика? Она ведь не изменяла ему. Убивать-то за что?!
– Благодаря трекеру он ее выследил. Понял, чем занимается, стал укорять. Но Мария ему в лицо рассмеялась: «Так это ты меня вынудил. Сам виноват, что денег не даешь. Зарабатываю, как могу». Юрий был в шоке. Он у нас благородный бандит. Воровать, грабить – можно. А молодняк подсаживать на наркоту – западло.
– Но собственную женщину за это убивать? Еще и беременную?!
– У всех свои принципы.
– Однако признание он не подписал.
– Подпишет. Никуда не денется.
Взглянул устало:
– Не мути ты воду. Нет здесь серии.
Дима твердо сказал:
– Я согласен, что Спаржин в этом деле особняком. Но в Брянской области и в Олонецком парке явно действовал один человек. И он же, скорее всего, пытался Люсю с Надей убить.
– Хорошо, – хладнокровно отозвался полковник, – тогда скажи мне, где его искать.
– А
– Подожду, пока Стокусов чистосердечное подпишет, – хладнокровно отозвался полковник.
Егорка заливался плачем. Его бабушка после бессонной ночи лежала с мигренью – в ушах беруши, глаза укрывает маска для сна. Люся стояла у окна и прижимала лоб к стеклу.
Надя схватила малыша на руки. Мальчик немедленно зачмокал, – вертел головкой, искал грудь.
– Есть хочет! – попыталась передать младенца подруге.
– Он всегда хочет, – грубо отозвалась та, – перетопчется.
– Люська, что случилось? – перепугалась Надя.
Подруга обернулась, на глазах слезы:
– Не могу я больше! Всю ночь орал! Поест, срыгнет, вопит! Качаю его, качаю, вроде стих, только начинаю проваливаться – снова ему жрать! И все по новой!
– Колики, наверно? – предположила Митрофанова.
– Да хоть что! Я-то не робот! И не молокозавод! Тоже хочу поспать, хотя бы часик!
– Водички ему надо укропной…
– Полно всего, целая полка! И укропная, и «Симетикон»! И масла эфирные даю ему нюхать, все без толку! Он из принципа орет! Чтоб меня довести!
Никогда Надя не видела Люську в таком состоянии. Но если не спать из ночи в ночь – понять можно.
– Давай все-таки покорми – и я с ним пойду погуляю. А ты поспишь.
Молодая мать нехотя приняла ребенка. Егорушка нервничал, то и дело терял сосок, Люська ворчала:
– Хватит кусаться! Задолбал!
А в глазах – тоска беспросветная.
Митрофанова честно катала коляску по промозглым улицам почти два часа, но Люська, пусть поспала, открыв дверь, все равно выглядела усталой и недовольной. Егорке даже не улыбнулась, проворчала:
– У-у, надоел ты мне!
«Депрессия у нее, похоже. Послеродовая», – поняла Митрофанова.
Об опасном состоянии она успела почитать и знала: недуг серьезный. Особенно когда молодая мать без мужа и ребенку никто особо не рад. Надо срочно что-то придумывать.
Поговорила с Люсиной мамой, рассказала ей пару страшных историй, когда женщины, доведенные до отчаяния, заканчивали совсем плохо. Подвела научное обоснование – это не каприз, гормональный фон резко меняется, плюс усталость постоянная.
– Надо ее встряхнуть, а вы потерпите немного, помогите с Егоркой!
Целую программу реабилитации для Люси составила. Записала подругу на массаж, к парикмахеру. Подарила ей веселую курточку с космическими принтами и надписью: «Детка, ты просто Космос!» А еще купила билеты в Главный театр на балет «Чайка», самый модный в этом сезоне.
– Чего мне твоя классика, тоска смертная! – начала было возмущаться подруга.
Но Митрофанова заверила: хоть и по Чехову, но музыка современная. И постановка прикольная: по сцене трактор ездит, мопед. Две овчарки в спектакле полноправно участвуют.
Люся вырядилась неподобающе (кожаные брючки, мотосапоги, волосы с синими прядями распустила). На рафинированную театральную публику поглядывала насмешливо, но действием увлеклась. На Треплева в образе красавца-рокера смотрела с восторгом. Гневно хмыкала, когда под влиянием Тригорина бунтарь пытался обратиться в денди. После самоубийства (последнего перфоманса Константина) грустно усмехнулась:
– А что ему оставалось? – И заявила Наде: – Вот увидишь, я тоже сдохну, если буду пытаться примерной мамочкой стать. – А потом жалобно попросила: – Поехали сейчас на Воробьевы горы?!
– Зачем?
– Там наши собираются. На мотоциклах.
– Так зима ведь!
– Ну и че? Шипы есть, дороги шкерят.
– Сколько волка не корми, все равно в лес смотрит, – усмехнулась Митрофанова.
– Ну, поехали! Пожалуйста!
Надя задумалась. Времени – всего три часа (Дима настоял: идти надо в целях безопасности на дневной спектакль). До Воробьевых гор – пятнадцать минут на метро по прямой. Почему нет? Пусть подруга по полной развеется, раз из дома все равно вырвались.