Красная кнопка

Солнце заходило четыре раза, прежде чем начиналась ночь, дикая и безмолвная.

Остров лежал или плыл своим путем где-то в океане, и на Острове уже одиннадцать дней обитал человек по имени Никол. Каких-то одиннадцать дней назад он еще служил матросом на торговой шхуне «Дорис», когда налетевшая гигантская волна-убийца смыла его за борт и оглушила. В живых он остался только благодаря спасательному жилету, который не дал ему захлебнуться, пока он находился без сознания. Потом он плыл — возможно к югу, — ночью придерживаясь направления по созвездиям, а днем — по Солнцу. Впрочем, последствия сильного удара о воду и жар припекавшего светила мешали поддерживать сознание в ясности. Раза три ему казалось, что вдали плывет корабль, которому он пытался махать руками, пока волны не начинали заливать глаза едкими брызгами.

Этими брызгами, похоже, смыло и саму его память. После того как Никола прибило к берегу, он провалялся в песке прибоя несколько часов и только потом смог отползти вглубь. Матрос так и не осознал до конца факта собственного спасения, поскольку хорошо знал, что море выбрасывает на сушу только утопленников. Получалось, либо он еще не умер, либо смерть — совсем не то, что он себе представлял ранее. Это Никол вынужден был признать.

Остров казался обычным, таких есть немало в экваториальных водах. Растения с сочными плодами, названий которых он не знал, бесконечный пляж с огромными черепахами, греющимися на солнце и косолапо шлепающими к воде при его приближении… Единственным, что действительно удивляло, это повторявшийся четыре раза закат. В первый вечер Никол отнес данный феномен на счет собственного переутомления. Но все одиннадцать дней чудо происходило с пугающей регулярностью, и Никол счел, что либо он серьезно заболел, либо Остров все же был не столь зауряден, как это могло показаться на первый взгляд. Никол внимательно осмотрел Остров и вскоре нашел подтверждение того что клочок суши, вероятно, создан и облагорожен чьими-то искусными руками, едва ли принадлежавшими человеку.

К такому выводу его привела прежде всего симметрия рельефа Острова. Озерцо в восточной оконечности, заполненное свежей пресной водой, имело свое подобие в противоположной его части, отличаясь лишь массивным валуном, лежавшим посреди водоема. Камень, по-видимому, откололся от скалистой гряды, бороздившей Остров с севера на юг наподобие позвоночника. Скалы служили обиталищем чаек и каких-то диковинных океанских птиц, сразу проявивших к Николу повышенный интерес. Небольшие разноцветные создания заигрывали с матросом, сбивались в стайки при его приближении, как будто хотели передать ему какую-то птичью информацию. Но увы, они говорили на разных языках.

На мысль об искусственном происхождении Острова также наводили чешуйчатые пластинки неизвестного прозрачного минерала, разбросанные повсюду в невероятном количестве. Выглядело это так, как будто здесь очень много и долго чистили рыбу. Пластинки царапались, и Никол проклинал их.

А еще весь Остров усыпали муравейники. Пирамидальные кучи хвои возвышались тут и там, образуя странный, не подвластный логике Никола порядок.

Все время, что бывший матрос находился на этом пятачке суши, его не переставала удивлять ровная мягкая погода с почти полным безветрием. А ведь только недавно бушевал нешуточный шторм… Впрочем, волна смыла его там, в океане. На Острове же, казалось, царили вечные мир и покой. Птицы исчезали и вновь возвращались на скалы, муравьи сновали по тропинкам, закат регулярно происходил в четыре раза чаще обычного, слюдяная чешуя хрустела под ногами… Все казалось таким, как и в первый день, и ничего не менялось.

И все же Остров, его странный облик, его мощная скрытая энергия исподволь подчиняли себе Никола. Он начал чувствовать, что сознание его медленно угасает, не в силах справиться с этим местом, что Остров приспосабливает к себе чужака, которым был он сам, не желая терпеть инородное тело.

Облегчение Никол испытал примерно через месяц, когда на южном мысе он обнаружил пещеру. Это была узкая щель между двумя разошедшимися в стороны утесами, Стены ее покрывали лишайники, внутри было холодно и тихо. Шагах в пятидесяти от входа песок под ногами перешел в груду круглых камней, похожих на чудовищно увеличенную морскую гальку. На одном из них Никол увидел вещь, совершенно неуместную и даже дикую в данной обстановке.

Это был патефон, серый от пыли, помещенный в растрескавшийся корпус. На нем стояла пластинка с выцветшей этикеткой. Отыскав в коробочке сравнительно приличную иглу, Никол вставил ее, покрутил ручку и с любопытством опустил звукосниматель на пластинку.

Патефон заскрипел звуками забытого регтайма времен немых кинолент. Если до этого Никол пытался как-то осознать свои попытки исследовать Остров, то тут он просто вырубился, опустился на чешуйки и захлюпал носом. Этот мотив напомнил ему слишком многое, о чем он хотел бы забыть.