Я быстро метнулся в свою комнату, запалил керосинку и по-быстрому оглядел себя. Так, гимнастерку долой, потом почищу от всякого мусора и пыли. Еще и воняет все еще той самой помойкой. Отстирывать придется. Ладно, хрен с ней. Завтра надену сменную. Натянул рубаху. Накинул на плечи плащ. Как раз недавно приобрел обновку на осень. Болтался он на мне, конечно, как на вешалке, в этот чехол для танка можно двоих таких завернуть. Но не те времена сейчас, чтобы носом крутить. Не завезли в магазины Пскова в сорок первом богатого ассортимента.
Посмотрелся в зеркало, стер со щеки какую-то грязь. Вытряхнул из волос труху и листики, причесался. Потом взлохматил волосы, будто только с подушки голову поднял.
Годится!
И уже совершенно не скрываясь, потопал вниз по лестнице. Топал намеренно громко. Особенно когда проходил мимо двери Марфы.
Ага!
Дверь скрипнула, в щель высунулось ее заспанное недовольное лицо.
— Ты чего тут блукаешь? — буркнула она.
— Отлить пошел, — душераздирающе зевнув, ответил я.
— Топаешь, как конь… — проворчала она, и дверь закрылась.
Вышел во двор, прислушался. Ну давайте, фрицы, не подведите!
Со стороны бордельхауса раздался взрыв гогота и женский визг. Отлично — то, что надо. Обычно там на лавке по ночи заседают далеко не самые последние люди. И не самые первые, конечно, но мне любые офицеры сгодятся.
Я вышел на свет фонаря и двинулся прямиком к той лавке, которую облюбовали завсегдатаи бордельхауса в качестве места для курения.
Пьяный гогот затих, все уставились на меня.
— Эй, ты кто еще такой? Комендантский час, шагай домой давай!
— Да что-то не спится мне, ребята, — я подслеповато прищурился, вовремя вспомнив, что очки забыл нацепить, и развел руками. — Можно с вами тут посидеть?
На самом деле, мне годился любой вариант развития событий. Начали бы задирать, подрался бы, пусть бы меня уволокли в кутузку за хреновое поведение. Подняли бы на смех, продолжил бы ныть и унижаться, выдавай им пьяным фрицам новые поводы для смеха. Главное, чтобы меня запомнили.
— Эй, да это же Алекс! — раздался откуда-то из тени нетрезвый знакомый голос. — Переводчик графа, отличный парень!
— Ааалекс! А ты чего не спишь? — а это голос женский, и очень даже знакомый. Злата. Рыжие волосы растрепаны, платье расстегнуто практически до пупа, а на плечи наброшен серый китель. А обнимает ее, видимо, хозяин этого самого кителя, пузатенький фриц, рожа знакомая, в комендатуре сталкивались. Фамилия у него еще такая длинная и замысловатая. Не то Вальдгюннербаум, не то Вальдгюнненблум. И даже, кажется, с приставкой «фон», но не уверен.
— Мальчики, это мой сосед, мы в одном доме живем, — Злата пьяно рассмеялась и потрепала меня по плечу, не отлипая от своего фрица. Но глаза трезвые. В них даже на секунду мелькнула тревога.
Общество как-то сразу расслабилось. Недовольно бухтящий на мое присутствие нацик оказался в меньшинстве, но его, похоже, не очень-то тут любили и так. Физиономия кислая, будто у него под носом кто-то своими портянками повозюкал.
Вечеринка покатилась дальше, только теперь уже с моим участием. Тут же нашелся стакан, в который мне плеснули ядреного самогона. Сегодня, как оказалось, эта бутыль с мутной жидкостью, была гвоздем программы. Я сначала бодро замахнул, потом деланно закашлялся до слез в глазах, чтобы привлечь к себе как можно больше внимания. Немцы ржали, раздавали советы, как правильно бухать. Потом кому-то из них пришла в голову светлая мысль разучить песню на русском, раз уж самогон бухают. И какое-то время я дирижировал нестройным хором пьяных фрицев, которые пытались петь: «Ой, мороз-мороз!»
Когда замерзли, переместились внутрь. Так я первый раз оказался в холле бордельхауса. Там стоял рояль, только сейчас на нем никто не играл, потому что один из фрицев усадил гологрудую девицу прямо на клавиатуру и самозабвенно ее лапал. Она хихикала, делала вид, что отбивается.
В целом, было заметно, что пик вечеринки уже прошел. «Мои» фрицы затеяли играть в фанты. Тут я тоже принял активное участие, кукарекал, забравшись на стол. Потом носил одну из девиц на плече, потом с другой танцевал что-то фривольное.
Даже утомился играть звезду вечеринки. Где там уже хреновые новости о ночной неудачной атаке с кучей жертв? Неужели так никто сюда и не придет, рассказать беспечным гулякам, что пока они тут развлекаются, их товарищи гибнут за дело Великого Рейха.
Наконец-то!..
В качестве гонца явился расхристанный шарфюрер. Явно из того самого боя. Но орать на всех не стал, направился сразу к клиенту Златы, который как раз, кажется, дозрел до состояния еще разок с ней уединиться. Оттащил того в угол и принялся эмоциональным шепотом излагать положение дел. Я напряг уши, но весь доклад целиком не услышал. Но фразы «попали в засаду», «заминированный дом» и «погибшие под завалами» там точно присутствовали. Есть!
Осоловелые глаза Вальдгюннер-как-его-там резко протрезвели. Он нахмурился, задал несколько резких по тону вопросов, но за шумом бордельхауса суть их я не разобрал. Потом отстранил шарфюрера и направился к выходу, отмахнувшись от Златы.