Но место командира не впереди и на лихом коне, - сказав это, Владыка неожиданно усмехнулся, - прошли те времена, когда все решали лихие кавалерийские набеги, а полководцы решали судьбы стран и народов в личных поединках. Правда, кое-кому это все еще невдомек… Ну, так я разъясню товарищам, что Родина вложила в их воспитание и образование огромные средства, доверила им руководство тысячами и сотнями тысяч людей. Возложила на них величайшую ответственность, да… - Главнокомандующий на мгновение задумался, будто подбирая слова, и в повисшей тишине прозвучал хруст раздавленной в кулаке трубки.
- Но вместо того, чтобы заботиться о максимально эффективном продолжении своей работы в условиях осажденного города, эти товарищи задаются дурацкими вопросами… Нет, не дурацкими… - Теперь в голосе Владыки слышался отзвук уже не бронзы битвы, а грубого железа кандалов. - Я скажу прямо - вредительским вопросами, подменяя понятиями гражданской морали соображения высшей государственной важности в военный период. Что толку с того, что командиры будут подставлять свой лоб под вражеские стрелы не по осознанной необходимости, а в результате глупой бравады, мальчишества? Что это как не вредительство?…
Честь медленно бледнел и уже не в первый раз, словно задыхаясь, пытался оттянуть горловину стального воротника парадного доспеха. На него никто не смотрел - все собравшиеся напряженно следили за тем, что же еще скажет повелитель, чей гнев оказался проявлен, пожалуй, впервые за последние месяцы.
- Что скажете, товарищ Начальник Штаба? - Мундштук сломанной трубки с еле слышным стуком уперся в латную грудь Зерцала, опустившего руки, но не посмевшего отвести взгляд от лица Верховного. - Мне кажется, вам есть, что сказать… но сначала подумайте. Выйдите в коридор на пять минут и подумайте…
- Разрешите идти? - севшим от волнения голосом сказал Честь, но ответом ему стал лишь раздраженный взмах руки.
Ровно через пять минут, бесстрастно отсыпанных песком часов на столе Владыки, Начальник Штаба вернулся. Все такой же бледный, твердым шагом он вошел в покои и остановился неподалеку от стола, под пристальными, порой - сочувствующими, взглядами остальных участников совещания.
- Что надумали, товарищ Начальник Штаба? - не оборачиваясь к вошедшему, негромко произнес Главнокомандующий.
- Признаю, что был неправ, поддавшись неуместным эмоциям, - голос Чести звучал ровно, но как-то тускло, - и сначала хотел просить направить меня рядовым бойцом в части противовоздушной обороны Цитадели…
Владыка повернулся - сразу, всем телом - и, будто на мгновение стал больше, сделал шаг вперед, угрожающе нависнув над Зерцалом. Казалось, еще мгновение, и произойдет нечто страшное, но вместе с тем поучительное. Еще казалось, что все находящиеся в покоях люди задержали дыхание - такой была наступившая тишина.
- … но такой шаг означал бы признание собственного бессилия и попытку избежать ответственности за порученный мне участок работы, - продолжил Честь, словно не заметив происходящего вокруг. - Готов понести любое наказание, лишь бы это пошло на пользу делу обороны страны…
"… а потом Владыка подошел к Зерцалу, положил правую руку ему на плечо и сказал: "Будет вам наказание, если так просите, но - после Победы. Сейчас - других Адептов для страны у меня нет и разбрасываться ими я не намерен", - Хранитель Ума невольно улыбнулся, вспомнив неожиданный финал недавнего совещания у Верховного.
В небольшой подвальной комнатушке, бывшей ранее, то ли хозяйственным чуланом, то ли каморкой дежурного сторожа архива, царила полутьма. Только узкая полоска света, пробивавшегося из-под двери, отделяла ее от тьмы настоящей. Той, что "хоть глаз выколи".
Хранителю, переехавшему из своих покоев в главном здании подчиненного ему Приказа в подвал архивного корпуса, отсутствие яркого света ничуть не мешало. Особенно теперь, когда его зрение стало поистине кошачьим, Да и быт в стесненных условиях подземелья, согласно недвусмысленному распоряжению самого Владыки - "на время осадного положения в Цитадели" - сотрудники, не уехавшие в эвакуацию, обустроили ему вполне сносный. В полном соответствии с невеликими запросами Адепта.
"Работа, товарищи и цель в жизни - что еще нужно такому как я, чтобы достойно встретить старость? Пожалуй, больше и ничего…"
Откинувшись на высокую спинку не слишком-то удобного стула - "любимое" кресло просто не смогли протащить через низкую и узкую дверь каморки - Ум потянулся и ласково почесал сидящего на его коленях кота, вызвав умиротворяющее урчание. Скорее ощутимый, чем слышный, звук будил полузабытое желание расслабиться, прилечь и, если не вздремнуть час-другой, то просто отдаться "естественному" ходу мыслей. Не подстегиваемому и направляемому злобой дня, а идущему из самых потаенных глубин разума и порой приводящему к тому, что многие называют "озарением".