Креативы Старого Семёна

В пятницу Петр Сергеевич выпивал. Сначала немного после работы, со своими мужиками, потом брал бутылку и ехал домой. Жена накрывала на стол, сидела с ним, тоже выпивала рюмки четыре. А в субботу он выходил во двор, играл в домино, пил пиво, отходил.

Так и шла его жизнь, день за днем, год за годом. Дочка выросла, привела в квартиру мужа, появились внуки. Жить стало тесновато, но ничего, тем более на работе дали садовый участок, и Петр Сергеевич стал его обустраивать по выходным. Это дело ему нравилось. Один, никто не зудит, не мешает. Поработал, устал – отдохнул. Поел, выпил стопочку, поспал. И все на свежем воздухе.

А потом он заболел. Тяжело, чуть не загнулся. Гангрена, пришлось ампутировать ногу чуть ниже колена. Поправлялся долго, привыкал к протезу тяжело. И стал Петр Сергеевич пить. Уже не выпивать, а именно пить. Родные сначала терпели – болеет все же человек, но потом начался крик, скандалы, жена, дочка, ее муж – все постепенно возненавидели Петра Сергеевича. Ну да и он тоже не оставался в долгу.

Так продолжалось года два, пока не стало совсем плохо. Он упал, сломал шейку бедра. Пришлось лечь в больницу, сделали операцию. Но ходить он так уже и не смог. И родные сдали Петра Сергеевича в приют. Да он и не возражал, там хоть орать на него не будут каждую минуту.

Приют был огромный, многоэтажный, весь пропахший мочой. Поселили его в двухкомнатном боксе, в большой комнате, с двумя соседями. И еще двое жили в маленькой, итого пять человек. Двое не вставали, лежачие. Двое ходили – с костылями. А Петр Сергеевич получил коляску и научился на ней ездить. Постепенно освоился, познакомился с мужиками. Смотрели телевизор. Иногда выпивали, посылали кого-то из ходячих в магазин. Часто-то не получалось, почти всю пенсию забирали за проживание, оставалось рублей четыреста.

И еще иногда он ездил на своей коляске в гости на четвертый этаж, к интеллигенту. Тот жил в отдельной комнате, с телевизором и собственным сортиром. Тоже и с ним выпивали, но культурно, по чуть-чуть. Смотрели телевизор, про политику говорили, про футбол. Потом Петр Сергеевич возвращался в свой бокс, где сортир на пятерых, двое, правда, не ходят, но не легче – пока санитарка за ними судно вынесет, измучаешься от этой вони.

Он часто вспоминал детство, барак. Там вообще сортир был один на весь коридор, и ничего, как-то жили, не ругались. А здесь всего-то пятеро, даже трое, если разобраться. Но старые же все, больные. Особенно этот, Иван из маленькой комнаты, после него и не зайдешь, все мимо делает.

И вот однажды, после пенсии, выпили они с мужиками на лестничной площадке, покурили. Петра Сергеевича чего-то развезло, и он поехал к себе. Открыл дверь в туалет, а там… Ну ясно, Ванька опять насвинячил! Петр Сергеевич заехал в маленькую комнату. Ванька сидел за столом и ел, видать, родные приходили, пища была не казенная.

— Ванька, сука, убери за собой, сколько тебе говорить! Тебя что, мордой тыкать надо в твое дерьмо?

— Да пошел ты, пьянь вонючая, - огрызнулся Ванька, отрезая кусок копченой колбасы.

И тут что-то помутилось в голове у Петра Сергеевича. Потом уже, через какое-то время, он вспомнил, как подъехал к Ваньке, как выхватил у него нож, и как этим ножом ударил снизу вверх, под подбородок. Изо всей силы.

Сначала приехала «Скорая», а потом и милиция. Составили протокол, Петр Сергеевич подписал. Увезли труп, долго обсуждали, куда везти безногого преступника. Так и не решили, сказали ему:

— Побудешь здесь пока.

И ушли. Петр Сергеевич даже заехал на четвертый этаж, к интеллигенту, все ему рассказал, выпили грамм по сто. А через пару дней его все же забрали. Ну а до суда он не дожил.

Любовь, похожая на сон

Что же делать, если обманула

Та мечта, как всякая мечта,

И что жизнь безжалостно стегнула

Грубою веревкою кнута?

А. Блок

Довлатов однажды сказал, что последней, может быть, умирает в человеке низость. Верить в это как-то не хочется. Хотя много, много раз приходилось убеждаться в справедливости такого мнения. Ну ладно уж, хорошо, пусть низость. Но только у мужчин. А у женщин последней умирает, конечно же, романтика, вера в прекрасное!

Вот, помню, был у меня такой случай, лет тридцать тому назад. Сидел я в компании трёх женщин. Пили чай, женщины болтали о всякой ерунде, я тоже иногда что-то вставлял в разговор. Так, для поддержания беседы. Да и слушал, честно говоря, вполуха. Но вдруг разговор приобрел остроту и неожиданность.

– Девочки, а знаете, почему у Демиса Руссоса такой красивый голос? – спросила одна.

И дождавшись заинтересованной тишины, несколько даже торжественно объявила:

— Он безумно любил свою жену, и когда она умерла, он себя кастрировал!

Я приложил все усилия, чтобы не засмеяться. Это было бы в высшей степени бестактно.

— Не может быть, – немного подумав, сказала вторая. – Я не верю, что в жизни бывают такие чувства!