Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны

Как видно из приведенной статистики, декабрьский указ 1941 года оказался на редкость неэффективным. На всех этапах процесса установления, обнаружения и наказания дезертиров совокупность факторов – хаос войны, намеренное невмешательство и очевидная неприязнь к этому закону – мешала исполнению указа. На уровне предприятия табельщики и начальники цехов часто не знали, кто именно работает в их цеху, где живут эти рабочие и как различать однофамильцев или людей с созвучными именами. Из-за многочисленного пополнения, быстрого расширения штата и текучести кадров они не успевали запомнить всех рабочих в цеху и регулярно отмечать их в начале и в конце рабочего дня. В конце 1942 года властям пришлось отказаться от уголовного преследования буквально сотен рабочих, значительную часть которых составляли уроженцы Средней Азии: они открыто признались, что бежали с заводов Челябинской и других областей, но не могли или не хотели вспомнить название или адрес предприятия. В случае же тех, кто назвал место работы, выяснилось, что на указанных предприятиях зафиксированы лишь единичные случаи дезертирства. В результате никого из рабочих не судили. Лучшее, что могли сделать судебные органы, – обратиться в местные военкоматы с просьбой мобилизовать их обратно на заводы[926]

.

Руководители предприятий, думавшие прежде всего о производстве, порой не стремились преследовать тех, кто уклонялся от работы, чтобы лишний раз не терять трудовые ресурсы, а прокуроры, особенно в сельских районах, неохотно брались за неподтвержденные случаи или старались избежать конфликта с местными жителями. Довоенный опыт применения указа от 26 июня 1940 года уже вскрыл намечающиеся проблемы. Многие директора, районные прокуроры и народные судьи сомневались в экономической оправданности этого закона и действовали наперекор ему либо терпимо относились к тем, кто его нарушал. Их нежелание руководствоваться указом, безусловно, проявлялось тем сильнее, что среди рядовых рабочих он вызвал откровенный ропот. Только когда государство в ответ стало клеймить, увольнять и даже отдавать под суд халатных чиновников – в том числе народных судей, – применение указа более или менее вошло в повседневную практику[927]

. Декабрьский указ 1941 года, предполагающий куда более суровые наказания, поставил перед руководством предприятий и судебными властями схожие вопросы. Некоторые, боясь, что их обвинят в излишнем либерализме, сообщали о каждом случае «дезертирства», «самовольного ухода с работы» и прогула при малейшем подозрении. Те, кто пытался таким образом обезопасить себя, тоже рисковали, что особенно очевидно в случае с прогулами. Уже к середине 1943 года около четверти всех работников в Советском Союзе признали виновными в отсутствии без разрешения начальства, что серьезно встревожило высшие инстанции по вопросам труда и судебные органы. В совместном обращении Н. М. Шверник, председатель Комитета, В. М. Бочков, Прокурор СССР, П. Г. Москатов, глава ГУТР, и Ф. М. Бутов, заместитель начальника Управления кадров ЦК ВКП(б), обвинили руководителей предприятий в чрезмерно поспешной передаче дел в суд без выяснения обстоятельств и раскритиковали народные суды за формальный подход:

В результате этих извращений незаконно подвергаются судебной репрессии за прогулы значительное количество невиновных лиц, в том числе кадровых рабочих, много лет проработавших на одном и том же предприятии и добросовестно относящихся к труду, что, безусловно, ослабляет борьбу с действительными дезорганизаторами трудовой дисциплины.

Руководители предприятий не утруждают себя необходимостью тщательно разобраться по существу в причинах прогулов и не берут на себя ответственности за решение вопроса об уважительности или неуважительности причин.

Между тем, прогулы и опоздания на работу в ряде случаев имеют место не по злой воле или преступной небрежности, а в силу недостаточно удовлетворительных производственных и бытовых условий, с чем не находят нужды считаться иной раз не только руководители предприятий, но и народные суды[928].