На станциях и железнодорожных путях особенно грязно. Теплушки с эвакуированными едут одна за другой; разумеется, уборных в таких поездах нет, и все происходит в дороге между вагонами, а убирать некому[990]
.Однако, в отличие от Первой мировой и Гражданской войн, когда в России бушевали эпидемии холеры, брюшного и сыпного тифа, шедшие по следам беженцев, работникам системы здравоохранения удалось сдержать самые страшные вспышки заболеваний, переносимых вшами или передающихся через воду[991]
. Несмотря на нехватку персонала, медицинские учреждения и медики изо всех сил старались обеспечить хотя бы базовую дезинфекцию, которая для миллионов была вопросом жизни и смерти.Хуже всего переносили эвакуацию маленькие дети. Убивала их в первую очередь эпидемия кори, распространявшаяся с запада на восток вдоль железных дорог, по которым пролегали маршруты эвакуации[992]
. Еще больше детей умерло от голода, диареи и воспаления легких, начавшегося в пути или вскоре после прибытия в пункт назначения. Вот как Мэри Ледер, молодая американская коммунистка, эвакуированная из Москвы в Энгельс, рассказывала о гибели своей грудной дочери:Случилась беда. В конце января она заболела воспалением легких. Ее забрали в больницу, я сидела с ней день и ночь, и она начала было поправляться. Но 12 февраля ей стало трудно дышать. Я разглядела симптомы крупа… С ребенком на руках я пешком ходила по больницам… Места не было – все больницы были переполнены ранеными. В конце концов под вечер нас все-таки приняли в одном госпитале, и врач сделал необходимый надрез. Но было уже поздно. Через четыре дня, 16 февраля, моя дочь перестала дышать. Ей было семь месяцев и пятнадцать дней. В свидетельстве о смерти указано, что она умерла от дифтерийного крупа. Но она такая же жертва войны, как любой павший на поле боя[993]
.Вопреки серьезным опасениям и невзирая на крайнюю тесноту, несоблюдение правил гигиены и антисанитарные условия, окончание эвакуации не сопровождалось новыми эпидемиями. Санитарным врачам, работавшим в Государственной санитарной инспекции, и другим представителям системы здравоохранения удалось добиться строгого контроля – они извлекли уроки из опыта эвакуации и переселения. Но как раз когда смертность, связанная с массовыми перемещениями населения с запада на восток, начала снижаться, подступила новая опасность – голод и недоедание. Смертность от голода начала расти еще в 1942 году, но в 1943 и 1944 годах истощение и туберкулез – болезнь, крайне чувствительная к недостатку питания, – стали главными причинами смертности среди взрослого населения. Более того, на каждого, прямой или косвенной причиной чьей смерти стал голод, приходилось множество людей с серьезными недугами, пусть они и остались в живых. Дистрофия и голод обостряли хронические заболевания, такие как туберкулез или болезни сердца. Смертность среди взрослых, особенно среди мужчин в городах, резко возросла. В 1942 году Советский Союз контролировал гораздо меньшую территорию со значительно сократившимся населением по сравнению с 1940 годом, однако смертность среди мужчин в возрасте от двадцати до сорока девяти лет превышала средние показатели смертности по стране почти на треть, а в городах – на 76 %[994]
. В последние годы войны здоровью советских граждан угрожали прежде всего не эпидемии, а голод и недоедание.