Крест Чубайса

На следующий день, но уже к вечеру его вызвали в прокуратуру. На допрос “по факту..На восстановление энергоснабжения действительно потребовались сутки.

Отключение и наказание

Через два дня, в субботу, — разбор полетов на Совете безопасности. Здесь уже все серьезно. ФСБ, МВД, Генпрокуратра. Докладчики — министр Виктор Христенко и Чубайс. Рассказывают, что генпрокурор Устинов, выслушав докладчиков, высказался в том смысле, что ему понятны корни произошедшего. Это все бездумные реформы в энергетике. Надо жестко это оценить. Ну и, конечно, — массовые нарушения законодательства, хищения в отрасли. Христенко попробовал было как-то снизить накал страстей. Он сказал, что реформы утверждены президентом. На что Устинов немедленно отреагировал репликой, что, мол, в Минпромэнерго тоже есть крупные нарушения, есть по этому поводу очень серьезные материалы. После этого министр не стал развивать мысль о высокой легитимности реформы энергетики.

Главными, конечно, были комментарии самого Путина. Он не склонен был никого выгораживать, хотя, как правильно сказал Христенко, его подпись стоит под законами по реформе энергетики. Путин вспомнил сбои в энергосистемах Краснодара, Саратова, Сочи и при этом потребовал “не говорить о недостатке финансирования либо отсутствии денег”⁸

.

Эта реплика была непрямым ответом Аркадию Евстафьеву. Он уже успел в эфире “Эха Москвы” прокомментировать причины аварии, которые, на его взгляд, крылись в низких тарифах на электроэнергию. Может быть, стратегически тезис был не лишен смысла, но, произнесенный буквально через несколько часов после аварии, прозвучал диковато. Это не то, что хотели услышать тысячи людей, застрявших накануне в лифтах и поездах метро. И тем более не то, что хоть как-то снизило бы напряжение и волну раздраженных комментариев политиков и чиновников относительно качества работы московской энергосистемы и РАО в целом.

Путин на Совбезе не ограничился общими замечаниями о финансировании. Он напомнил, что прибыль “Мосэнерго” в минувшем 2004 году составила четыре с половиной миллиарда рублей, из которых один миллиард компания намеревается потратить на выплату дивидендов.

Что вы там говорили про недостаточно высокие тарифы, господин Евстафьев? — подразумевал под этим, но не сказал прямо президент. А прямо он сказал другое, гораздо более жесткое и неприятное, из чего все должны были сделать вывод, как расходуются в компании средства, которые можно было бы потратить на ремонт оборудования. “Куда уходят деньги от фактической приватизации так называемых непрофильных активов? Почему крупные объекты недвижимости в Москве, в центре Москвы, получают собственников на Кипре? Куда тратятся деньги? А отремонтировать-то всего нужно было четыре трансформатора по 180 тысяч рублей!”* — задавал Путин неприятные вопросы. Саму постановку проблемы о низких тарифах президент назвал шантажом и усомнился в профессиональной пригодности руководства “Мосэнерго”.

После таких слов Аркадий Евстафьев и его заместитель по экономике написали заявления об уходе. Через две недели, 6 июня, Евстафьев сдал все свои посты в “Мосэнерго” — он был гендиректором в ряде компаний, на которые в ходе реформы разделилась московская энергосистема.

Могла ли авария в “Чагино” привести к отставке Чубайса? Теоретически это был достаточно веский повод уволить главу РАО, и поди потом объясняй про перегретые провода, про сотни и тысячи старых трансформаторов, требующих замены по всей стране, и про фатальное стечение случайных обстоятельств в Москве. Никому это не будет интересно. И политически такой шаг президента, скорее всего, вызвал бы “широкое одобрение”. Но Путин не сделал этого. Это ведь только потом, гораздо позже, многочисленные комиссии, включая Ростехнадзор, Думу, следственные органы, не обнаружили в действиях энергетиков криминала.

А в дни, когда у всех только что все повырубалось, легко было назначить виновника, тем более такого.

И все эти события с “Чагино” развиваются на фоне страшной драки за продолжение реформы, такой же драки РАО и Чубайса с Москвой и Лужковым. “Мосэнерго” только-только разделили на четырнадцать компаний “в соответствии с планом реформирования”, и вот пожалуйста, ведь предупреждали же... Полная потеря управляемости... Непрофессионализм... И так далее.

Единственное, что можно было тогда рассматривать в качестве позитива, это то, что масштабное отключение обошлось без пострадавших. Рассказывают, что Устинов позже даже сказал Чубайсу, что ему крупно повезло: одна жертва, не дай бог, конечно, — и не избежать бы тогда главе РАО уголовного дела. И не “по факту”, а конкретно “в отношении...”. Без вариантов. Дела по факту аварии, безусловно, были. Была депутатская комиссия со своим расследованием. Правительственная комиссия — со своим.