Крик

– Тебя и сейчас можно привлечь, – смеюсь я. – Ты там, случайно, следователям советы не даешь, как вести дело? Да и еще Бажов сказал, что если бы хозяин признал себя виновным, то вообще кроме него никого бы не привлекли. Никого.

– Сволочь он, конечно. Гонор, видите ли, не позволяет. А во всем мире в бизнесе, если ты влип, то кайся и старайся других за собой не тянуть. Вспомни в Италии, молочная фирма, в Америке – там этих миллиардеров каждый год пачками берут. И все каются, заключают сделки со следствием, получают по 100 лет и спокойно отправляются в тюрягу.

– А в Японии или Южной Корее помню, передача была, вышел ворюга к трибуне и просит прощения у сослуживцев и родственников, так смиренно ручки сложил – прошу простить. Наворовал, мол, несколько миллиардов, ну так вышло, ребята, попался вот, ненароком.

– Вот именно, все по-людски. А этот десятки людей за собой тащит. Да еще старается умышленно засадить. Мол, вот все они ворюги позорные, а я тут не причем.

Я закончила прическу. Алька встала, подошла к зеркалу, повертелась, поправила завитки. Прошлась по комнате, стала корчить рожицы. С улыбкой повернулась ко мне.

– Сколько я вам должна, герр мастер?

– Перестань, а то ругаться начну.

– Верунчик, вот без всякого тебе говорю. У тебя очень хороший, я бы даже сказала, художественный вкус. Ты даже в колонии общего режима, если нас туда запрячут, не пропадешь. Вот как показывают по телеку, там большинство надзирателей и начальство женщины. Они там для себя салон откроют. Не пропадешь, подруга, а я буду консультации всем давать. По уголовному праву.

– Типун тебе на язык.

– Это я, Верунчик, после хороших вестей о наших судьбах. Я полагала, что так и будет, когда ты мне рассказывала по телефону, чего они добиваются. Но любая весть – бальзам на душу. А тебя, между прочим, и здесь оставят генеральным. Федоровна говорила, что ты очень неплохо справляешься.

– Это пока работы серьезной нет. К тому же они считают, что мы их предали, как они меня оставят?

– Вот помянешь мое слово, Верунчик, когда это все закончится и уляжется, то все придут к выводу, и даже наше мудаковатое начальство, что наша позиция была самая правильная. Мы же никого не продали, хотя кое-что знаем, мы просто рассказали, как мы работали. Вот и все. А оперу ОБХСС в костюме от «Большевички» и сандалиях на босу ногу, как говорит Федоровна, и так было все ясно, стоит только начертить схему НК.

– Вот знаешь, Верунчик, за что я возненавидела нашего хозяина? Нет, не за мою судьбу. Я имела возможность отказаться, просто не хотела быть нищей. А после разочарований в замужестве, пришла к выводу, что не следует придавать большое значение половому вопросу. Не заслуживает он моего внимания. И даже не за то, что он был вдохновителем убийства этого тамбовского вахлака и мэра. Тогда время было такое. Как говорил Абдулла в «Белом солнце пустыни»: прав тот, у кого есть кинжал в нужное время, и плохо тому, у кого его нет. И не за то, что воровал у народа, не зная меры от жадности. Тогда, да и сейчас, воруют все, кто может своровать. А за то, что он, используя враждебность к нашей стране Европарламента и Госдепартамента, при помощи наших продажных журналюг, стал вдохновителем борьбы против попыток России подняться с колен. И продолжает, подонок, гнуть свою линию, используя свои деньжищи. А эта, враждебная моей стране свора, еще хочет сделать из него Нового Христа. Вот это я считаю унижением страны – мол, ничего, этот пипл все схавает. Это моя-то страна, которая спасла всю эту евросволочь от Гитлера! Если не мы, они бы сейчас проводили заседания своего Европарламента в Освенциме. Под руководством очередного партайгеноссе. И ведь даже спасибо не скажут, сволочи. Ничего, они еще у нас хлебушка попросят, как говорила моя бабуля, комиссар продразверстки. Вот за это я готова разорвать его на части. Столько во мне сейчас праведной злости.

20

Позвонила Федоровна:

– Вероника Николаевна, еще одна печальна весть.

И сразу же в голове мелькает – что-нибудь у нас, что-нибудь с Алькой, вообще что-нибудь…

– Ты быстрее говори, не томи.

– Не беспокойтесь, не у нас. У нашего банка несчастье. Охлобыстина арестовали. На обналичке попался. Еще один наш камикадзе перевел деньги, которые клиент получал в нашем банке. Говорю тебе сразу, чтобы не волновалась. У нас последние три года подобных фокусов с нашим банком не было. Ну а подробности при встрече.

Звоню Альке. Ей пока ее бухгалтер не звонила. Алька сказала, что у нее ничего с нашим банком не было. Но договорились подробнее все выяснить в ЦБК. Когда мы с Алькой прибыли, об этой новости уже знало все ЦБК. Алька побежала к своему бухгалтеру, а я к Федоровне.

– Ну что я тебе говорила, – вещает Федоровна. – Пришел опер в сандалиях на босу ногу.

– Подробности уже известны?

– Конечно, известны. Обычная схема. Это наша фирма из Саратова. Перевели по липовому договору какому-то фонду спорта шестьдесят миллионов на развитие. Фонд заключил договор с фирмой однодневкой, а у той счет в нашем банке.

– Куда же Охлобыстин смотрел, он же человек опытный.