Кристальный пик

Красная прядь в волосах, как капля крови в бочке меда, стала в два раза шире после Эсбата и теперь занимала почти половину моей головы. Я обнаружила это, когда зашла в купальню и посмотрелась в зеркало, чтобы привести в порядок потекшую по векам краску. Что бы ни коснулось меня тогда под священным тисом, оно принесло с собой яд.

"Не касайся. Вы враги. Увидишь — тотчас же беги!"

Зал Руки гудел несколько часов кряду даже после того, как Кочевник и Мелихор, самые громкие из присутствующих, покинули его. Гвидион причитал о неизбежном голоде, который ждет Дейрдре к следующей зиме, если Увядание доберется до ферм и охотничьих угодий к югу от Столицы. Матти составляла письма остальным туатам под мою диктовку, а Ллеу изучал сухие тисовые ветви, голые и безжизненные, которые ему доставили для изучения — те отломил и разбросал по городу обычный теплый ветер, до того рыхлым стало некогда могучее священное древо. Я же снова и снова прокручивала прошлую ночь в голове, но ничего примечательного в ней больше не находила. Только приходила к одной и той же мысли раз за разом: именно об этом нечеловеке меня и предупреждал Совиный Принц. Тот, кто губит урожаи, снедает зелень, жизнь и краски; то, что противоположно Року Солнца, от которого я спасала свой народ, но то, что тоже может его уничтожить.

Красный туман. Как такое возможно? Неужели это он, обретший форму? Если так, то почему преследует меня? Чего хочет в этот раз, когда у него и так есть все?

Я продолжала думать об этом даже несколько часов спустя, сидя на окне в своих чертогах и разглядывая карту туата Дану в томительном ожидании полудня, когда мы с Солом должны были встретиться за воротами крепостной стены. Небо за окном напоминало персиковую дольку, такое же солнечное и яркое, как вчера. Словно кошмар летнего Эсбата привиделся нам всем во сне, и не было тех криков, с которыми народ разбегался по домам и прятал своих детей от гнили.

Словно сам мир пока еще не ведал, что умирает.

— А может ей сложить несколько дейрдреанских гобеленов, ну тех, с аляпистым мильфлером, которые не шибко жалко? Ты говорила, принц Оберон подарил ей несколько таких, наверняка в быту пригодятся, раз она их вместо скатерти использует. Или лучше собрать ей корзинку с едой? Наверняка в лесу не найти ни сыра, ни добротной кровянки. А что на счет платьев? Лесные вёльвы носят платья?

Маттиола сыпала предложениями быстрее, чем я успевала ответить хотя бы на одно из них, потому мне оставалось только кивать головой и периодически отрываться от карты, чтобы посмотреть, как она суетится по комнате. Всего за полчаса, как я сообщила ей, что мы с Солярисом отправляемся в Рубиновый лес, она успела насобирать нам в дорогу столько даров для задабривания Хагалаз, что потребовалась бы телега, попытайся мы утащить их. Не в силах выбрать, что лучше преподнести вёльве-отшельнице, Маттиола сгребала в центр комнаты все, что попадалось ей под руку. Даже рыжего кота-крысолова в коридорах отыскала и, тягая его за хвост, почти умудрилась затолкать в кожаный мешок, пока тот ее не цапнул.

— Ты переусердствуешь, — сказала я, свесив с подоконника ноги, которые ощущались непривычно легкими и свободными в мужских штанах, раздобытых специально для похода. Стрелка на механических часах, сооруженных Гектором и приделанным к дымоходу камина, уже почти подобралась к заветному часу. — Мы вернемся к вечеру, максимум к утру. Не думаю, что Хагалаз откажет нам в помощи, когда узнает, чем обернулось это ее «сейд сломает сейд». И да, у нее уже есть кошка, а платья она не носит. Только юбку и повязки.

Маттиола наконец-то остановилась и, смерив раздутую сумку-узелок оценивающим взглядом, вывернула ее обратно мне на постель с недовольным «Фр-р!».

— Тогда возьмешь то, что осталось с праздничного ужина, — сказала она тоном, не терпящим возражений, и я кивнула, обрадованная, что она по крайней мере успокоилась на этом. Разложила все сокровища обратно на свои места, оставив только съестные угощения, и тяжко плюхнулась в старое кресло, истыканное иголками для шитья, где из-за страха напороться на них никогда не сидел никто, кроме Матти. Именно с этого места она обычно выбрасывала в медную чашу раскаленные угли и задавала вопрос о будущем заговорщицким шепотом, после чего я хватала кочергу и пыталась сложить головешки в какое-нибудь предзнаменование. — Надеюсь, эта вёльва и вправду знает, что нам делать с Увяданием и тем, кто распространяет его. Ведь если все живое гибнет, даже наш священный хранитель-тис, то эта погибель и до ее Рубинового леса добраться может... А его же неупокоенные души хирда хранят. Ох, нельзя такому лесу погибать! Худо всему Кругу будет.