Кому бы Ллеу не поклонялся и к чей помощи бы не взвывал, главное, чтобы это сработало. Сейд в сочетании с лекарственными травами, несомненно, спасет Матти жизнь, но не ее красу. Именно этого Селен и добивался — избавил ее от того, на что она сама так часто жаловалась, избегая общества мужчин и разговоры с ними. Ведь он знал все, что знала я — значит, знал и то, о чем мы разговаривали перед моим уходом в Рубиновый лес. Знал о моей любви к ней и извратил ее, превратив в наказание.
— Это был дракон, драгоценная госпожа, — повторил Ллеу. — Тот нейманский воин умер именно от драконьих зубов и когтей. Я понял это, когда увидел вчера вечером, как старшая сестра Соляриса грызла табличку с руническим алфавитом, потому что не могла его выучить. Раны на лице Маттиолы точно такие же. Они тоже драконьи.
Голос Ллеу, сиплый и такой же изнеможенный, как его внешний вид после бессонной ночи, утонул в вязкой тишине утра. Впалые щеки поросли щетиной, волосы выбились из кос, а синяки под глазами были почти такими же лиловыми, как тот несменный плащ из замши, который он носил. На рукавах сохли коричнево-багряные пятна, и Ллеу, прислонившись к перилам рядом со мной, смял и спрятал их в ладонях, чтобы не видеть.
— Дракон, значит... — повторила я эхом, глядя на светлеющий горизонт.
Нет, это не был дракон, но я не могла сказать Ллеу правду, потому что не смогла бы вынести укора, который наверняка встретила. Их схожесть с Матти и так резала меня без ножа, как резала и мысль, что я ничего не смогла поделать, чтобы помешать Селену навредить ей.
Придушила бы. Придушила бы голыми руками!.. Убила бы... Убью!
За дождевыми тучами, нависшими над Столицей впервые за лето, было почти не разглядеть рассвета. Небо будто оплакивало Матти и ее красоту. Дождь застучал по синим камням и черепицам, когда Ллеу вдруг протянул мне круглую железную бляшку.
— Это компас, госпожа. — сказал он, и я вопросительно нахмурилась, разглядывая механические внутренности под выпуклой, будто неправильно выплавленной крышкой. Там вертелась медная стрелка, покрытая знакомым перламутром с неровными гранями. — Одно из изобретений драконов, которое мне удалось повторить. Я также заговорил его. Это похоже на часы, только они не время указывают, а направление. Конкретно этот компас ведет к Старшему Сенджу.
Как отправлюсь в сид, Надлунный мир, и вернусь оттуда с победой над очередным врагом.
— Я назначаю тебя и Гвидиона моими регентами, — сообщила я Ллеу и, увидев, как удивленно вытянулось его лицо, пояснила: — До моего возвращения вы будете принимать все решения касательно Круга и туата Дейрдре. Береги их, как зеницу ока. В этот раз точно лишишься головы, коль допустишь те же вольности, что в прошлый. А когда Матти оправится... Помнишь свое предложение?
— Которое? — уточнил Ллеу осторожно. — Использовать сейд против мятежных ярлов?
Я кивнула.
— Используй. Уничтожь их. Война должна закончиться любой ценой и мне уже неважно, чего это будет стоить.
— Слушаюсь, драгоценная госпожа.
Семь дней. Столько времени до конца летнего Эсбата у нас осталось после того, как весь прошлый день я провела возле Матти, не в силах преступить сестринский долг ради королевского. Солярис отнесся к этому с удивительным пониманием: не торопил меня, не дергал и не напоминал об отмеренном сроке, из-за чего ставки. Но, несмотря на это и на то, что Столица больше не праздновала, пораженная гнилью и отчаянием, я все равно чувствовала, как утекает сквозь пальцы
— А что мне за это будет? — Хагалаз улыбалась от уха до уха, невероятно довольная, что просьба, с которой к ней обратились, требовала от нее настолько много сил, что в ответ она могла потребовать настолько же много богатств.
Хагалаз важно расхаживала по кромке Рубинового леса туда и обратно, но за черту его, выложенную сухими красными листьями, не заступала. Балансировала на самой-самой грани, качая в руках белую мурчащую кошку, и их глаза, — белые и золотые, — смотрели на меня с одинаково игривым выражением.
Я догадывалась, что на самом деле Хагалаз ничего не стоит исполнить мою просьбу, какой бы сложной та не была, если она и впрямь так искусна, как говорит, и обитает здесь с первого саженца. Да и иначе покинула бы Хагалаз свою хижину и явилась ко мне на зов столь легко? Я-то ведь всего лишь дернула синюю нить из волчьей шерсти на мизинце, сосредоточенно вглядываясь в неказистые лесные тени, как вскоре одна из них отделилась и обрела человеческие очертания. Кажется, это не заняло и больше пяти минут.