— Все хорошо? — спросила я у Соляриса шепотом, когда мы с ним поравнялись, оставшись позади Кочевника с Мелихор и Тесеей. К моему облегчению, он больше не морщился и не держался за бок, когда ускорял шаг — значит, раны наконец-то зажили. Однако было на его лице какое-то смятение, выраженное в ломанной линии губ и веках, опущенных в прищуре. Под его туникой, одолженной из сундука Дайре, поблескивала перламутровая чешуя брони, а волосы, расчесанные мной накануне, снова торчали, взлохмаченные.
— Все хорошо, — ответил Сол тем не менее, и я немного расслабилась, полностью ему доверяя.
Ступая вперед и глядя строго перед собой, — в спину Мераксель, — Солярис легонько задел меня плечом. Его мизинец сцепился с моим будто бы случайно, но руку никто из нас не одернул. То был апогей нежности, на которую мог отважиться Солярис в присутствии чужих людей и хускарлов, сторожащих замок на вершине дозорных башен. Я улыбнулась, умиленная, но, услышав впереди ржание лошадей, велела себе сосредоточиться.
Вот он — последний шаг к нашей заветной цели.
Из-за того, что Дану пролегал преимущественно на холмах, затрудняющих передвижение, славились его хирды не пешей ратью, а конницей. Потому и лошадей в ярловой конюшне почти не осталось из-за войны, а те «самые быстрые и выносливые», которых распорядился отдать нам Дайре, по итогу насчиталось всего три. Так кочевнику пришлось потесниться в одном седле с Мелихор и Тесеей, а мне — с Солярисом. Впрочем, это к лучшему: судя по тому, что Мелихор дважды упала только при попытке зацепиться на стремя, а Солярис как-то раз застрял в нем ногой и прокатился по земле лицом, никому из выводка Борея явно не было дано управляться с вожжами. Не желая становиться исключением (скорее всего, из лени), Сильтан тоже решил быть не наездником, а пассажиром. И досталась ему Мераксель, выбравшая кобылу соловой масти, какую однажды подарил мне Дайре, прежде чем пустить ее вместе со мной ко дну Цветочного озера.
— Вы ведь не возражаете? — Не дожидаясь ответа, Сильтан бодро запрыгнул к ней за спину и бесстрашно обхватил ее руками. — Ух ты, у вас такая тонкая талия!
— Даже не пытайся, мальчик. Твое очарование для меня не более, чем блеск начищенного ночного горшка. Мне больше двух тысяч лет...
— Правда? А выглядите всего на тысячу!
Солярис, наблюдающий за этим со спины нашей лошади, закатил глаза. Я села спереди него, дабы он не загораживал мне обзор, и его руки легли мне на талию. Однако я совсем не чувствовала ни их жара, ни веса: Солярис едва касался меня даже поверх слоя одежды. Впрочем, все изменилось, стоило нам выехать из Луга и сойти с мощенной дороги. Тропа там начиналась ухабистая, а возле леса и вовсе становилась непроходимой, поросшая крапивой, клевером и люцерной. Чтобы не вывалиться из седла, Солу-таки пришлось обнять меня по-человечески. А когда мы все перешли на рысь, дабы поскорее миновать полосу лесопилки и добраться до первых холмов, Солярис окончательно забыл о манерности и вцепился мне в ребра такой мертвой хваткой, что мне пришлось начать дышать ртом, лишь бы вообще дышать.
Мелихор тоже ойкала и охала на каждой кочке, испуганно хватаясь за хихикающую Тесею, которую, худенькую и тонкую, удалось уместить прямо у лошади на загривке. Кочевнику приходилось балансировать на самом краю седла, удерживая их двоих правой рукой, а поводья — левой.
— Эй, дубина, — обратилась к нему Мелихор спустя полчаса езды. — Что у тебя там на поясе висит? Бурдюк? Сними, а то в поясницу вонзается.
— Не бурдюк это, — пробормотал он, покрывшись пятнами такого яркого румянца на щеках, что их не смогла замаскировать даже алая краска. — Просто не ерзай и не будет ничего вонзаться!
— О-у, — Мелихор ощерилась, откинув голову ему на плечо. — Это то, о чем я думаю?
— Понятия не имею, о чем ты там думаешь, но жопа у тебя большая, давит куда не следует. Подвинься!
— Ты что, с Сильтаном побратался?! Вам надо, вы и двигайтесь!
В тот момент и я, и Солярис пожалели, что едим последними прямо за ними.
Несмотря на то, как далеко мы ушли от берега, нырнув в густую чащу, воздух по-прежнему пах морем. А спустя час пути земля под копытами лошадей наконец-то начала прыгать, — то плавно подниматься вверх, то резко спускаться вниз, — и к воздуху добавилась сладость можжевеловых ягод с чертополохом. Наша с Солярисом лошадь принялась хватать его зубами и жевать, начисто не замечая посылов шенкелей, из-за чего мы еще больше отстали от остальных.
— С драконом справляешься, а с лошадью не можешь?
— Так ты же кроме черничных тарталеток никакой сор в пасть не тянешь.
Солярис хмыкнул и поставил подбородок мне на плечо, не то для того, чтобы прижаться к моей щеке, не то чтобы высмотреть впереди развивающуюся синюю шаль. Кочевника-то, снова ругающегося с Мелихор из-за дележки походного узелка, было видно за лигу, а вот мать Дайре уже ускакала дальше, чем требовалось... О том, что она до сих пор не бросила нас, свидетельствовал лишь голос Сильтана, болтающий с ней вдалеке без умолку.