Я подползла поближе к Тесее, загораживая ее собой. Кем или чем ни являлся этот волк на самом деле, он явно не был настроен к нам дружелюбно. Потому я ударила правым наручем по колену, выпуская клинок из нейманской стали, а левую руку, костяную, выставила перед собой щитом, как учил меня Солярис на тренировках. Даже если волк вонзится в нее, ни крови, ни боли я не почувствую. Кто бы подумал, что это пригодится мне в мире, куда попадают только после смерти, дабы обрести покой? Быть может, потому волк и злится, что мы не должны быть здесь?
— Кыш! — воскликнула я, замахиваясь нарочито грозно, хотя у самой поджилки тряслись от одного лишь взгляда на хищный оскал. — Вон! Пошел, пошел вон!
— Ишь, как не нравишься ты ей! На моей памяти она лишь трижды так рычала, и все три раза тому виной был один и тот же человек. Неужто нашелся кто-то, кто способен переплюнуть прошлого врага волков?
Глумливый женский голос, раздавшийся с другой стороны, застиг меня врасплох. Я так растерялась, что какое-то время не знала, куда смотреть — то ли на его обладательницу, появившуюся из ниоткуда, то ли на раскрытую пасть зверя, откуда рвалось предупреждающее гудение. Не убирая вытянутого клинка, я все же уселась полубоком, чтобы видеть одним краем глаза волка, — точнее, волчицу, — а другим вёльву с рябиновым посохом в руке, навершием которому служил не то коровий, не то козлиный череп, выеденный желтизной и обмотанный пряжей. Его рога образовывали вилы, и сидел на них нахохлившийся ворон, тоже белый, как снег.
— Хагалаз? — выдохнула я изумленно.
Несмотря на то, что сид также называли Страной Вечной Юности, молодость стоящей рядом женщины давно миновала. Фигура немного поплывшая, но все еще округлая, растрепанные волосы с птичьими косточками в волосах, такие темные, будто кто-то опрокинул банку чернил. С груди ее свисал моток абрикосового шелка, похожий на платок с традиционным орнаментом Ши в форме песочных часов и стрел, а длинная юбка с поясом из кварцевых бусин волочилась по земле на уровне грязных босых ступней. И они, и все остальное тело женщины были исписаны рунами, но все как одна перевернутые, несущие лишь раздор и бедствие. Заостренное лицо тоже покрывала краска — белая, обводящая по контуру сплошь черные глаза, похожие на дно того колодца, в который мы упали. Сплошь черный зрачок и никаких белков.
Нет... Пускай эта женщина и выглядела один в один как Хагалаз, но это определенно была не она. Вот только поняла я это слишком поздно.
— Хагалаз?! — переспросила жензина таким же каркающим голосом, каким раскричался ее ворон в ответ, вспорхнув с навершия и пересев той на плечо. Ноздри вёльвы раздулись, горло дернулось, будто я сказала нечто неприличное, и прямо перед моим лицом брызнула вязкая слюна. — Ты назвала меня Хагалаз?! Как смеешь, поганка мелкая! Мы с ней совсем не похожи. Меня зовут Дагаз!
— Дагаз, — повторила я за ней, все такая же удивленная. Сестры? Отражения? Иллюзия сида? Ни одну из этих догадок я не решилась озвучить, покуда Дагаз так жутко смотрела на меня исподлобья, поджав верхнюю губу над заточенными зубами, как еще одна волчица. Вместо этого я отодвинула Тесею от нее подальше на всякий случай, чтобы...
Точно! Волчица!
— Нет ее уже здесь, — фыркнула Дагаз, застучав посохом о землю в такт своему смеху, когда я в панике обернулась, но не увидела напротив ни раскрытой пасти, ни белоснежного меха, ни каких-либо признаков таинственного зверя, кроме следов на земле величиной с мою голову. — Слишком долго думала. Шустрее надо быть, шустрее! Не ждать же ей до следующего Тысячелетнего Рассвета, пока ты умишко свое в горсточку соберешь и соизволишь наконец-то за ней последовать.
— Так волчица сопроводить нас хотела? — спросила я с сомнением в голосе, ведь свирепый оскал с утробным рычанием мало напоминал приглашение. — Куда?
— Не знаю, — пожала плечами Дагаз. — Куда-то. Какая уж разница? Свой шанс ты уже упустила. Теперь остался у тебя шанс последний — это я, хе-хе.
Ни манера ее разговора, ни то русло, в кое она его направила, мне не нравились, но главная опасность миновала, и ужас схлынул. Взор прояснился, как если бы кто-то провел рукавом по запотевшему стеклу. Им я, вновь ясным и внимательным, первым делом обвела колодец, стоящий аккурат в стройном круге из остроконечных грибов с красными шляпками в белую крапинку. Затем я осмотрела холм, на котором мы с Тесеей очутились... И выдохнула, убедившись: умерев тогда на крыше башни-донжона, я действительно побывала в Надлунном мире — божественной обители богов и мертвых. Ибо она была ровно такой же, какой я ее запомнила.