Мир, сотканный из миллиарда лоснящихся шелковых нитей. Малахитовая трава шелестела и ходила туда-сюда волнами, как море, а там, где ее промяли волчьи лапы, виднелась золотая земля и такие же золотые цветы, похожие на лютики, но с толстыми и крепкими ножками, напоминающими луковицы. Они же оплетали стволы деревьев, раскинувшихся под склоном в косогоре, который стало видно лишь когда я поднялась на ноги. Листья их были полупрозрачными, а форма напоминала остроконечные звезды. Сама нега и блаженство были разлиты по воздуху сида; пахло пьянящим мёдом, который распивали на богатых пирах, и лишайником с диким тмином, который, покрывший весь холм, и смягчил наше с Тесеей падение. Даже краски в сиде отличались, в тысячу раз ярче красок земных: небо не просто голубое, а зефирно-сапфировое, и свет, льющийся из него, не просто желтый, а прямо-таки жидкая бронза на атласном холсте! От всего этого великолепия и глянца голова кружилась едва ли не сильнее, чем от падения в зияющую бездну.
Тесея, поднявшаяся следом и отчаянно цепляющаяся за край моей туники, медленно разжала пальцы. Впредь не собираясь отпускать ее от себя ни на шаг, я крепко взяла ту за руку и осторожно наклонилась над колодцем, вглядываясь в чрево мироздания. Где-то там отчетливо журчали воды, принесшие нас сюда, но не было видно ни их, ни лесов Дану, средь которых по-прежнему бродили наши друзья.
— Солярис! — прошептала я, щелкнув языком. Как же он разволнуется, когда обнаружит нашу пропажу. Сможет ли отыскать нас? Сможет ли сюда добраться? Иль мы теперь предоставлены сами себе? Как вернуться назад?
— Р-Руби?
Тесея дернула меня за грязный рукав, завидев мой ужас, который ощущался морозным холодом на бледнеющих щеках и липкой влагой на ладонях. Сердце билось так сильно, что у меня заныло в подреберье. Я взялась рукой за собственный бок, будто надеялась, что так смогу его остановить, и глубоко вздохнула. Темнота колодца манила и отталкивала одновременно. Я не была уверена, что мы вернемся в Дану, если рискнем снова прыгнуть туда — в лучшем случае не сработает и просто переломаем себе ноги, а в худшем попадем куда-нибудь в Междумирье в угодья Дикого. Находясь за гранью яви и неяви, Надлунный мир вряд ли предполагал столь примитивные выходы и решения. Даже в сказках фермеров и охотников, попадающих сюда по ошибке, не обходилось без жертв, приключений и потерь на пути в родной дом. Всем, кто случайно оказывался здесь, следовало об этом помнить. И мы не исключение.
— Простите мне мою наглость, но вы случайно не знаете, где находится Кристальный пик? — спросила я у Дагаз, оперившись руками о горловину журчащего колодца, прежде чем повернуться к ней. — Или по крайней мере Тир-на-Ног. Тот самый блаженный остров, куда попадают достойнейшие. Он же где-то здесь, правильно? Я бывала в сиде лишь однажды, но возымела честь узреть его, когда... Ауч!
Это казалось мне здравой мыслью — начать свой путь в сиде с того, что знакомо мне хотя бы отдаленно, а именно с реки цвета предрассветного неба, на другом берегу которой возвышались витражные башни, где жили короли и герои. Но Дагаз, похоже, считала иначе.
Что-то чиркнуло меня по левой щеке. Я рефлекторно прижала к лицу ладонь, и пальцы намокли от крови. Кровь же осталась и на тонкой костяной булавке в руках Дагаз, которая ранила меня и отскочила назад быстрее, чем ветер успел всколыхнуть мои волосы от ее движения.
— Ах, так и знала! — воскликнула она, сунув острие булавки себе в рот и аппетитно причмокнув. — Ты здесь по памяти крови! Кровь всегда говорит больше, чем любое имя и титулы. Твоя вот кислая, как забродившая вишня. Значит, не попутала я. Снова ты взялась порядки нарушать, подлая Бродяжка!
Тесея, вопреки моему жесту стоять смирно и не высовываться, бросилась на защиту. Загородила меня собой, как прежде загораживала ее я, и выставила перед собой серебряное веретено, как оружие, хоть и доставала мне темечком всего-то до груди. Тяжко вздохнув, я снова дернула ее назад и стерла с щеки кровь костяшками пальцев. Кем бы не была эта вёльва, живущая там, где живут боги, с Хагалаз у нее и впрямь не было ничего общего. Иронично, что имя той означало «
— Боюсь, вы обознались, — произнесла я сухо, не сводя глаз с ее скукоженного, черноглазого и покрытого белой краской лица. — Королевой Бродяжкой звали мою прародительницу. Вы же о ней говорите? Я вовсе не она, увы.
Белый ворон, сидящий на плече Дагаз, снова каркнул, будто насмехался над моими словами. Глядя на меня то одним желтым глазом, то другим, он периодически хлопал крыльями, но не взлетал. Лапки его с жуткими изогнутыми когтями разорвали бы плечо Дагаз в клочья, если бы не тугая многослойная повязка из сыромятной кожи, обмотанная вокруг него.