Критерий истины

Вот так непредсказуемо сплетаются судьбы. Витя ухлестывал за Анечкой с самого первого курса. Он был откуда-то из села из Алтая. Непривлекательный, коренастый, немногословный и упертый, настоящий корнеплод, – он как нацелился на грациозную Анечку, так не отступался. Поначалу Анечка его посылала. А ему, как трактору, ни ямы, ни рвы нипочем. Терпение и труд все перетрут. И вот они странности любви. У них все срослось. Корнеплод, как у Мичурина, привился к черешенке. Они вместе, парой едут на практику. Глядишь, не за горами и марш Мендельсона.

Эй, там на клотике! – окликнула Надя, – Смотри, пролежень будет.

В вагоне было душно. Долго не улежишь. Леша покинул свое убежище в надежде укрыться в другом вагоне. И там было полно народу. Он прошел в следующий, купейный. Тут было уютнее. Даже что-то типа ковровой дорожки в коридоре. Окно приоткрыто, не так душно. Лешу озарила наивная мечта, что, поскольку купейные места дороже, может быть, есть пустые купе. Вот бы найти, посидеть часок. Задача непростая, но она овладела им. И Соловьева отошла на второй план. Он для начала, как хищник на охоте, прошел по коридору, останавливаясь у дверей и прислушиваясь. Казалось, определил дверь, из-за которой звуки не доносились.

Проводница прошла мимо него раз, два, а потом спросила, из какого он купе. Что-то она его личности не припомнит. Леша признался, что он из другого вагона и просто тут отходит душой, остывает, потому что поссорился со своей девушкой. Проводница в ответ назвала себя бабой тертой, которая еще не таких фруктов видала. Вот сейчас она вызовет начальника поезда, и будет он отходить душей, где положено. Он ретировался в тамбур, долго стоял, смотрел на проплывающие мимо поля и полустанки громады-страны. Снова вспомнил о Соловьевой. Велика Россия, а от Соловьевой не скроешься. Дверь тамбура открылась, появился Мендельсон. Надя послала на поиски. И слепой видит, что Леша что-то не в себе. И в Чирчик ехать не хотел, и на Соловьеву смотрит косо, и нет его долго. Мало ли что, вдруг выпрыгнул из вагона. Лешу же только одно испугало: если Мендельсон нашел его, то и Соловьевой недолго. А уж тут один на один, тут бы ему капут и настал.

Так что случилось? Что ты дергаешься? – решил без свидетелей выяснить Мендельсон.

Это вагон дергается, – грустно улыбнулся Леша, – Ничего не случилось, долго объяснять. Саня, я тебя только об одном прошу: позволь мне быть все время рядом с тобой. Так чтобы Соловьева не подошла.

Интересно! Она вроде бы не страшила, чтобы от нее бегать.

Дело не в этом.

Ты что, как говорят, плюнул ей в душу?

Слава богу, нет, – с облегчением выдохнул Леша. Покоритель сердец Роберт Лорьян, тот бы в таком не сознался. В лучшем случае бы загадочно промолчал. А Леша теперь мог с облегчением вздохнуть, что упрямая Соловьева не позволила наломать дров. А значит. он относительно чист.

Между прочим, мне Надя до свадьбы тоже не слишком позволяла, – произнес Мендельсон тоном наставника.

С чем я тебя и поздравляю. Теперь ты можешь понять, того ли ты ожидал.

Ну, ладно, – Саша не собирался распространяться на этот счет, – А мне кажется, вы с нею друг друга понимали. Она, вроде, девушка очень приятная, симпатичная, тактичная, интеллигентная. Что тебе еще?

Леша грустно улыбнулся и двинулся из тамбура на свою полку согласно купленному билету.

Больше всего он боялся остановок. Там, где поезд стоит недолго, Сашу командировали за вокзальными пирожками. Леша выскакивал следом. А как иначе? Рискованно. Тут Соловьева могла бы его застукать. Но и без Саши в вагоне могла застукать. Но она, на Лешино счастье, категорически отвергала вокзальные жареные пирожки. На больших остановках Мендельсоны и Татьяна выходили из поезда размять косточки. Пройтись по перрону. Вот тут Соловьева, тоже выходившая с девочками, становилась опаснее. В ограниченном пространстве, зажатому между двумя поездами, бежать некуда, а вероятность контакта при движении больше. Леша не отставал ни на шаг от Мендельсона, тянул его, а значит и Надю, в сторону от Соловьевой.

Ну, просто, как на привязи, – недовольно бурчала Надя.

Но, что поделать? Почему постоянное присутствие Тани Надю не раздражало?

Считай, что ты с Сашей, а я с Таней, – предложил такой вариант Леша. Если бы он держался ближе к Тане, было бы еще проще. Гордая Соловьева вообще бы не рыпнулась. Было бы славно, но Надя скривила губы в крайнем сомнении.

А ты спросил, как считает она? Он с Таней, вишь ли. За ней ты, мальчик, не гонись, – и добавила, напевая, – Стена кирпичная, часы вокзальные, платочки белые, глаза печальные.