Кроатоан

Ни одно из этих притязаний не выдержало даже двух схваток с их отцом. Да и схватки были не такие уж яростные. «Сама жизнь тебе показывает, что ты должен двигаться по другой дороге, потому что…» Но Ларедо не приходят в голову никакие настоящие «потому что». Теперь ему любопытно: мечтают ли торговцы автомобилями и режиссеры порнофильмов стать сотрудниками Европола или клерками страховых компаний? Любопытно…

— Сеньор Ларедо? Я доктор Гарригес. Очень приятно.

— Рад знакомству.

Гарригес без пиджака, под мышками на рубашке круги пота, на шее болтается фонендоскоп. Доктору за пятьдесят, у него седые волосы, очки в металлической оправе, глаза печальные и утомленные. Его сопровождает женщина южноамериканской наружности, в белом халате, ее фамилия Саласар. На лицах у обоих написана уверенность, что в эту ночь они не сомкнут глаз и что им здорово повезет, если завтра они смогут сказать то же самое.

— Ситуация ощутимо переменилась, — говорит Гарригес. — Мы сразу же связались с сеньором Агирре, тот известил вас. В первую очередь потому, что это вы обнаружили Случай-Э, я не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь.

За входом в цирк цирка нет, но все равно похоже. Клоунов тут точно хватает. Широкое пространство освещено лампами, висящими в шахматном порядке. С одной стороны в ряд выстроились герметические кабины ЯБХ[6]-риска, вход в каждую из них оборудован туннелем с фильтрами. С другой стороны рабочие расставляют прозрачные клетки.

Навстречу Ларедо и Гарригесу торопятся солдаты, военные и санитары в масках. Гарригес начинает что-то объяснять, но Ларедо, не дослушав, оборачивается к своей команде. Натыкается на серьезный взгляд Мавра.

— Идите в казармы и немного отдохните. Поешьте, сходите в душ. Если вы понадобитесь, я позвоню.

— Есть, сеньор. — Мавр смотрит на Де Сото и Бюст, которые уже успели развернуться.

По какой причине, если таковая вообще существует, люди движутся, словно по конвейерной ленте, — безоружные, беззащитные, как марионетки в руках судьбы? Вот какая философия бурлит в котелке Ларедо, а топливом служит усталость. Но доктор Гарригес не дает ему поразмыслить.

— Есть новости?

— Я надеялся узнать новости от вас.

Гарригес качает головой:

— Это ни на что не похоже, с подобным не сталкивались ни я, ни мои коллеги.

— Значит, нас таких двое.

— Трое, — вставляет Саласар.

— Вы видели снимки из Лондона? — Гарригес принимает из рук ассистентки планшет и показывает экран Ларедо: кажется, по парку бегают свиньи, тычутся в деревья, скамейки, фонари, ползают, обнюхивают друг другу зады. Однако Ларедо различает груди, ягодицы, животы, бедра — с этого ракурса не видно только голов. На другом изображении люди в саду застыли как столбы, все глядят в одну сторону. — Этого мы точно не

знаем, клянусь вам. Совсем. Однозначно это не симптомы известных нам вирусов. Но если у вас остаются сомнения, пройдитесь с экскурсией по музею. Знаете, как это надевать? — Доктор указывает на вешалку с костюмами химзащиты. Сам он уже одевается. — Простите, что все так внезапно, но у нас не хватило времени на подготовку.

— Я могу помочь вам с костюмом, — вызывается Саласар.

Ларедо принимает помощь и покрывает сначала ноги, а потом и все тело странным материалом с алюминиевым отливом. Голову во время прогулки прикрывать необязательно, если он не собирается подходить к кабинам, поясняет Саласар. Ларедо ведут к туннелю: на входе — пластиковые шторки, а ширина позволяет Гарригесу двигаться рядом. Саласар следует за ними.

Их со всех сторон обдувает струями пара из трубок, так что Ларедо чувствует себя автомобилем внутри мойки. Трубопровод поворачивает буквой «U»; на его изгибе — еще один фильтр, отсюда открывается доступ к запечатанным входам в кабины.

— Когда произошла перемена? — спрашивает Ларедо.

— Не более…

— …тридцати минут назад, доктор, — приходит на помощь Саласар.

— Совершенно верно. Кстати, это единственный до сих пор раз, когда имели место перемены.

— Сколько их?

— Здесь было шестеро… Теперь их пятеро, мы потеряли Случай-Р. И… — Из коридора видны одиночные кабины. В первой из них человек в защитном костюме машет Гарригесу, как будто прощаясь, второй человек укрывает простыней лежащую на носилках фигуру. Ларедо видит, что эта фигурка слишком мала для взрослого человека. — Ага, мне сообщают, что мы только что потеряли Случай-Х. Осталось четверо.

Гарригес переходит ко второй кабине, внутри лежит маленькая фигурка.

— Святой Господи Боже… — шепчет Ларедо.

Кажется, впервые за всю жизнь он произносит нечто подобное. Ларедо никогда не был религиозным, и его восклицания в самые драматические моменты никогда не отличались оригинальностью. Ларедо с ужасом вспоминает, что «Святой Господи Боже» — так говорила его бабушка, когда сам он был в возрасте существа, лежащего перед ним на носилках: обнаженного, привязанного ремнями и перевитого проводами.